Сусанна Павловна Серова, заслуженный работник культуры, профессор Российской академии театрального искусства (ГИТИС), преподаватель сценической речи (мастерские О. Табакова, П. Фоменко, С. Женовача, С. Голомазова и др.), актриса, режиссер телепередач. В 1957 году окончила с отличием Школу-студию МХАТ, работала в театре «Современник», саратовском Театре юного зрителя, Московском драматическом театре на Малой Бронной. Также была режиссером Главной редакции литературно-драматических передач на Центральном телевидении. Автор книги статей и очерков «Слово. Образ. Голос. Речь», пишет стихи, в 1993 г. вышел сборник ее стихотворений «Я молча кричу», в 2006 г. – сборник «Перед распахнутой дверью».
– Сусанна Павловна, что такое речь в вашем понимании?
– Речь – это творчество. И недаром слово «речь» созвучно с рекой, с потоком – у речи также должна быть глубина, отражающая способность, быстрины, пороги, разливы и, главное, – перспектива, которая и являет тот основной действенный импульс речи, определяя, куда она направлена, ради чего говорится.
Речь становится емкой, когда начинает занимать место не только в информационном ряду, но еще и в пространстве образном, пространстве действенном. Сейчас информативность обрела тотальный характер, когда надо в минимум времени выложить максимум информации. Это к речи не имеет отношения, это – бегущая строка.
– А что такое сценическая речь?
– В театре мы имеем дело с историей. Всякая классическая пьеса имеет удивительную емкость, она сохраняет время, и грамотный, образованный талантливый актер должен чувствовать: в пьесах Шекспира нельзя говорить так, как в пьесах Островского, в пьесах Островского нельзя играть так, как в пьесах Чехова, – направленность речевого потока, психическая энергия совсем другая. Артист драматический должен владеть всеми слуховыми и речевыми, репродуктивными свойствами речи, из которых он может лепить образ.
– Какое место в современном театре занимает слово? В нынешних театральных постановках все чаще драматурга затмевает режиссер, наблюдается разложение драматургии, вплоть до подмены ее натуралистической речью «людей с улицы», асоциальных элементов, заменивших актера, нередко в театре приоритеты отдаются музыке, пластике, танцу…
– Я больна проблемой речи в театре. Балетный или вокальный класс присутствуют как основа постоянного воспитания голоса и тела артиста, но и речь для него должна быть важнейшим творческим инструментом. Через сознание должна быть пропущена не только смысловая сторона, но и все качества речи: это голос, дикция, полет и адрес.
Музыка главенствует в оперном театре, в балете – там, где она необходима и составляет художественную основу. Драматический театр должен пользоваться ею в качестве антуража, в рамках эмоционального фона, но она не может решать содержание, действие, событийный ряд.
У слова нет прибежища, оно живет в пространстве мгновения, и если у него есть какое-то пристанище, то это книги, где оно живет молчаливо, и драматический театр, где оно реализуется во времени и пространстве. Я считаю, сейчас нужно вспомнить о том, что слово – это основа творчества нации, основа национального самосознания. Чем мы отличаемся от других народов? – Только речью, это наше достояние. Как было бы хорошо, если бы сейчас настало время государственной потребности заняться языком как культурным пространством.
– В XIX веке эталоном хорошей речи считался Малый театр, в первой половине XX века – МХТ. Какой театр можно назвать образцом сейчас, в начале XXI века?
– Могу сказать, кто заботится о речи в театре. Я знаю, насколько важно слово для Петра Наумовича Фоменко, он преданно любит русскую классику, глубоко чувствует музыку речи – когда-то он мечтал стать музыкантом, но война у него отняла эту возможность. Все спектакли «Мастерской П. Н. Фоменко» имеют речевую партитуру, Петр Наумович всегда заботится о строении фразы, он очень любит четкие окончания, любит музыкальность и ритмичность речи. Я могу предложить прийти и послушать, как звучит речь на его спектаклях.
– Современному человеку записи речи начала ХХ века режут слух, не говоря уже о художественном чтении. Та манера говорить кажется нам чересчур наивной, экспрессивной и раскрашенной до карикатуры. Наверное, это происходит оттого, что нынешняя речь не может похвастаться богатством оттенков, она проста и маловыразительна. С чем, по-вашему, связаны эти изменения?
– Я связываю это с богооставленностью. Вот мы часто думаем о том, откуда слово происходит. Недавно прошел праздник Кирилла и Мефодия, удивительный совершили они подвиг духовный. Но мы мало себе отдаем отчет в том, что слово нематериально. Оно – вибрация. Как сказано в Библии, Бог доверил Адаму называть всякую душу живую.
Душа – это то самое лоно, откуда рождается речь. Когда человек ощущал в собеседнике достоинство, проявлял уважение, речь обязана была стать соответствующей. Уважение говорящего к собеседнику и к самому себе было основополагающим условием речи. Сейчас мы часто не уважаем друг друга и забыли совершенно, что есть мы сами. Мы извергаем эмоциональные взрывы или информируем, «сбрасываем информацию», как говорится на современном компьютерном языке.
А потом, ведь в России произошли такие перемены!.. Ушли целые классы, носители определенной культуры слова. Целые классы были выкорчеваны… вспахано было так, что нижние слои оказались на поверхности: люди из деревень, из совсем непросвещенных углов. У них культура речи была не менее интересной, когда они сидели на своей почве, и эта почва рождала и размышления, и сознание, и внутреннее человеческое достоинство – я считаю, аристократы духа есть везде. Речь после революции – это речь новорожденная, попытка связывать слова наново. Лучшим автором, отразившим это, был, на мой взгляд, Андрей Платонов. Он очень хорошо чувствовал слово, любил и жалел людей, которые оказались оторванными от своей почвы, и попали в совершенно другую структуру слоев, где им приходилось учиться хорошо говорить и формулировать свои мысли.
– Какие речевые проблемы встречаются у современного молодого человека – на примере абитуриентов и студентов театрального вуза?
– Бесконечные. Во-первых, бездыханность, поверхностное дыхание. Голос запрятан глубоко – и не вытащить оттуда. Что касается звука – очень порочный речевой аппарат, язык ленивый, не хотят речевые мышцы излишне напрягаться. А уж звук «с», на котором язык должен сложиться в лодочку, дать узкий луч, направленный к нижним зубам, сейчас дикторы даже формируют через губу. Бесконечно много приходится переучивать, и это очень трудно, потому что люди не предъявляют к себе достаточно строгих требований. Переучиться же можно только тогда, когда сам захотел во всем разобраться и сделать красивой свою речь. Студенты сейчас стали гораздо более проблемными. При каждом наборе мы говорим: «Надо обязательно всех записать и фонограмму иметь, чтобы мы видели, какое будет развитие и какие будут изменения».
– Что вы можете сказать о проблеме выразительного чтения в школе? Нередко ученики вызубривают «красивые интонации», за которыми ничего не стоит…
– Это вопрос не к ученикам, а к учителям, потому что представление о выразительном чтении находится на пещерном уровне: «То, как зверь, она завоет, то заплачет, как дитя…» Все это зиждется на уровне изображения слов. Иллюстрирование слова – это развал речи. И потому цельности никакой – как песок сыпется.
– А как учителю нужно работать с учащимся?
– Учитель сам должен полюбить свой предмет до такой степени, чтобы чувствовать красоту русского языка. Русский язык – таинственное явление с очень глубокими внутренними основами. Как меняются значения слов! Вот, например, слово «урод» – для нас, для русских, это некрасивость, а по-польски красота – «урода». Ведь корень имеет смысл «с чем уродился» – и никуда от этого не уйдешь. Учителя должны акцентировать внимание учеников на каких-то отдельных словах, их значении, искать за словом жизненное содержание, близкое ученику. Учителя должны помнить, что они имеют дело с драгоценным материалом, в котором есть такая бездна интересных особенностей и глубинных содержаний!
