Интервью с поэтом Олесей Николаевой
– Только что состоялась премьера телефильма по роману Булгакова «Мастер и Маргарита». Экранизация режиссера Владимира Бортко подогрела интерес к самому роману и вызвала бурные дискуссии как в СМИ, так и в интернете. Какова Ваша точка зрения на фильм и в связи с этим – на сам его первоисточник? Могут ли, в Вашем понимании, «Мастер и Маргарита» – и роман, и фильм –считаться христианскими произведениями искусства?
– Мне кажется, экранизация вполне соответствует роману. Это очень добротная и высокопрофессиональная работа режиссера, который проявился прежде всего как тонкий читатель и ценитель творчества Михаила Булгакова. Однако, поскольку воздействие языка киноискусства является наглядным и суггестивным, в отличие от языка словесного, добросовестная экранизация обнажила художественные изъяны «Мастера и Маргариты» как литературного произведения.
– В самом деле? Что же это за изъяны?
– Как ни странно, они самым непосредственным образом связаны с ответом на Ваш первый вопрос: имеет ли произведение «Мастер и Маргарита» христианское звучание? Итак, роман касается, по крайней мере, двух фундаментальных вопросов христианской догматики: это вопрос о богочеловечестве Христа и, следовательно, спасении человека, и вопрос о природе зла.
Но разве Иешуа Га-Ноцри Булгакова – это Христос, Который, сошел во ад, «смертью смерть поправ», Который воистину воскрес и явился «дверем затворенным» Своим ученикам, Который «победил мир» и Которому «дана… всякая власть на небе и на земле»? Разве это – наш Спаситель и Бог?
Нет, герой Булгакова – милый, славный, добрый человек, который ни на что более и не претендует. Мало того, он свидетельствует перед Пилатом, что все записи, которые ведет о нем его ученик Левий Матфей, по крайней мере, выдумка, если не ложь. И разве он, немощный и обреченный, может кого-то спасти? Он сам нуждается в спасении, во всяком случае, он надеется на помощь и покровительство Пилата, который имеет власть избавить его от казни. И все угрызения совести прокуратора вызваны тем, что он не оправдал этих ожиданий Иешуа.
Значит, ни героям романа Булгакова, ни нам с вами, читателям, тоже нечего рассчитывать ни на спасительное Божественное вмешательство в нашу жизнь, ни на снисхождение к нам со стороны государственной власти, коль скоро она не пощадила даже такого чистого и светлого человека, как Га-Ноцри.
И все же для простого смертного, судя по логике событий «Мастера и Маргариты», не все потеряно. Кто же выступает в роли благодетеля и защитника человека, зажатого в тиски тоталитарного режима? Кто оказывает покровительство художнику, сберегает его сожженные рукописи, спасает его из сумасшедшего дома, возвращает ему его жилище, соединяет с любимой женщиной, награждает его покоем, разоблачает и карает доносчиков, лицемеров, лжецов, сребролюбцев, прелюбодеев и прочую нечисть? Согласно Булгакову, это сатана, Воланд. Однако писатель, следуя авторской фантазии, наделяет его дарами, которыми тот не обладает. Роману предпослан эпиграф из «Фауста» Гете, в котором отец лжи свидетельствует о себе: «Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Это еще одна ловушка, в которую попадает читатель, если он не верует в Бога и не знает христианской догматики.
По вероучению Православной Церкви, дьявол есть противник Бога, искуситель, враг рода человеческого, отец лжи, его называют «лукавый», «нечистый». Он – падшее творение Бога, горделивый мятежник, низвергнутый с высоты в ад, ненавидящий своего Творца и осужденный Им, ищущий погибели человека, причастный злу и не способный ни к какому благу. А если зло, причиняемое сатаной или его служителями, и оборачивается во благо, то это происходит не благодаря их усилиям, а помимо того, – по милосердному смотрению Божиему. Сотворение добра – исключительно прерогатива Бога. Именно это действие благих сил Промысла Божия и подразумевает евангельская притча о талантах. Раб, зарывший талант, мотивирует свои действия так: «Господин! Я знал Тебя, что Ты… жнешь, где не сеял, и собираешь, где не рассыпал» (Мф. 25:24). Наш Творец и Промыслитель имеет власть творить из ничего, создавать бытие из небытия, так же, как и претворять зло, к которому Он непричастен, в добро, то есть «жать, где не сеял, и собирать, где не рассыпал».
Присутствие зла в мире обусловливается не какой-то его необходимостью, не тем, что, якобы, как считают некоторые доморощенные мыслители, без него не могло бы существовать само добро, но исключительно замыслом Божьим о человеке, которого Бог наделил свободой.
И вот эти-то основные христианские категории в романе Булгакова искажены, поэтому мы можем говорить о духовной недоброкачественности «Мастера и Маргариты», а поскольку все здесь взаимосвязано, то это, в свою очередь, отразилось и на художественной стороне произведения.
– Что именно Вы имеете в виду?
– Прежде всего, роман «обваливается» к концу – бал сатаны непроходимо скучен. Тут писателю изменяют даже его тонкое чувство художественной детали, творческая фантазия, талант живописца: все здесь очень условно, приблизительно, для романного повествования – необязательно, притянуто за уши – одним словом, сделано наспех. Например, история с Фридой не имеет никаких глубинных связей ни с образом Маргариты, ни с какими бы то ни было сюжетными линиями. Признание Воланда в том, что он получил ревматизм коленки несколько сот лет назад, гуляя с ведьмочкой, читается как дешевый фельетонный трюк или эстрадная реприза. А вялая заключительная сцена романа, когда Воланд встречается с Левием Матфеем и провожает Мастера и Маргариту – в сопоставлении с живыми, остроумными, динамичными первыми главами, – кажется вообще провальной. Все это надуманно и натужно: видимо, автор и сам не знал, что делать со своими героями. Создается впечатление, что художник, который так ярко, так колоритно описал реальность в московских похождениях Воланда со свитой и злоключениях преследующего их Ивана Бездомного, что эти фрагменты романа разошлись по цитатам, вошли в народную речь, к исходу романа творчески изнемог: все из него выкачало это вольное или невольное общение с темными силами. К концу работы над произведением и его поразил недуг Мастера – уныние.
Кроме того, оба главных персонажа – Мастер и Маргарита – остаются совершенно не прописанными: и характеры, и лица их невнятны для восприятия. Возьмем Мастера. Разве мы можем сказать, что это за личность? Разве отыщется в мире такой реальный человек, которого мы могли бы кратко охарактеризовать: «Ну, это такой Мастер» – по аналогии, скажем, с героями Достоевского или самого же Булгакова: «Ну, это типичная Настасья Филипповна», «Ну, это такой Шариков»? Нет, перед нами человек-маска, характер которого скрыт за обрывками фактов, составленными из биографии с неубедительным сюжетом о выигранных деньгах (по всей видимости, это была тайная мечта самого Булгакова, да и вообще типичная мечта каждого интеллигента: выиграть сто тысяч, чтобы некоторое время не заниматься поденщиной и написать роман) и анамнезом.
Перед нами – типичный невротик, совершивший невротическое «бегство в болезнь»: героя как такового нет. Кстати, Владимир Бортко почувствовал это и попытался в фильме скрыть отсутствие лица Мастера тем, что наделил его явным внешним сходством с самим Булгаковым.
Теперь о Маргарите. Это тоже, как принято говорить, достаточно картонная дама. На дворе тридцатые годы, Москва, бешеная пропаганда, черные «воронки»; пусть даже она замужем за каким-то баснословным начальником, пусть даже она трескает икру, носит фильдеперсовые чулки и живет в двухэтажном особняке и существует за высоким забором… Все равно в этом есть какая-то непростительная писательская ложь или просто авторский просчет в том, что он вообще освобождает ее от какой-либо психологии. Она пребывает как бы нигде – в Париже того же времени, в Лондоне начала столетия, в Риме XIX века: видите ли, она выходит на улицу, покупает мимозы, решая, что если не встретит сейчас его, то пойдет и покончит с собой. Это какой-то среднеевропейский сплин, неправдоподобный для романного хронотопа. Поэтому их любовь с Мастером выглядит бутафорской, диалоги томительны: постоянно возникает ощущение какой-то фальши. Желание продать душу дьяволу психологически и художественно не мотивированно. Маргарита – тоже героиня-функция: вовсе не ей, а автору понадобилось, чтобы она вступила в сделку с нечистым.
– Присутствуют ли, на Ваш взгляд, в фильме какие-то собственно режиссерские акценты, которые свидетельствуют о том, что постановщик не просто слепо шел за текстом?
– Есть, и это мне понравилось. Во-первых, Бортко не испугался сделать Маргариту не обаятельной, порой даже неприятной особой. Очень хороша сценка, когда она превращается в ведьму и громит квартиру Латунского. У Булгакова она испытывает радость мести, у Бортко – она, отвратительно хрюкая и повизгивая, опьянена разрушением и уничтожением.
Кроме того, Воланд в фильме выглядит более зловеще, чем в романе, особенно в веселой сцене сеанса черной магии. Да и свита его омерзительна – действительно тошнотворная Гелла, страшный Азазелло, потасканный Коровьев и довольно гнусного вида Кот.
Но режиссер никакими сценическими эффектами так и не смог преодолеть скуку сатанинского бала или явить подлинность любви Мастера и Маргариты.
Как я уже говорила, экранизация как таковая меня вполне устраивает, но вместе с тем у меня осталось чувство сожаления, что такой прекрасный актерский состав во главе с талантливым режиссером просто напрасно потратил кучу сил и времени. Я с досадой подумала: «Экранизировали бы лучше “Бесов”, или “Братьев Карамазовых”, или “Войну и мир”, или “Чевенгур”: русская литература такая богатая!..»
– От многих людей я слышала о том, как именно через роман «Мастер и Маргарита» они пришли к Богу. Чем Вы можете это объяснить?
– Я тоже знаю таких людей. Но я знаю и других – тех, кто пришел в Церковь, прочитав еретическое «Евангелие от Толстого», или богохульное «Забавное евангелие» Лео Таксиля, или даже «Карманный словарь атеиста», где есть несколько подлинных цитат из Нового Завета... О чем это говорит? Лишь о том, что воистину Господин наш имеет власть «жать, где не сеял, и собирать, где не расточал». Нет для Бога ничего невозможного. И это воистину Он, а не его лукавый противник может, как сказано в Писании, даже из камней «воздвигнуть детей Аврааму» (Мф. 3:9). Мы без Него «не можем творить ничесоже»!
