Вечер, когда РТР объявило о предстоящем показе фильма, вспоминается как неожиданный праздник: первое движение было к телефону – поздравить друзей. Закадровый текст читает сам автор! Сценарий писал он же! Этого уже было достаточно для торжества. А тут ещё и режиссёр, которому мы привыкли доверять, можно сказать, с детства, и Инна Чурикова, – в общем, можно было не беспокоиться: фильм просто не мог быть неудачным. И мы не ошиблись: именно так и оказалось. Теперь радостно сознавать, что мы едины в своём понимании с автором, режиссёром и артистами, что все – создатели фильма, зрители и читатели – находятся в каком-то удивительном дружественном согласии, не омрачаемом даже нашей сравнительно малой численностью.
Нас мало, судя не по статистике, приводимой на соответствующих сайтах (телевизионщики находят ее достаточно высокой, и спрос на роман в книжных магазинах заметно вырос), нас – просто мало. Тогда, в день анонса, мне был сделан всего один звонок. Потом, в дни показа фильма, почти ежедневно повторялся, с небольшими вариациями, следующий диалог:
– «В круге первом» смотрите?
– Не-а.
– А Солженицына вообще читали?
– Ну, как бы да, в программе школьной было что-то…
– Что именно?
– М-м-м…
Без подсказки иногда и названий было не вспомнить. После этого диалог продолжался:
– И как оно воспринималось?
– Да так как-то… Честно говоря, я ещё не готов(а) был(а) такое читать.
И сейчас не читают, «потому что времени нет», но это чаще всего отговорка, ибо диалоги, подобные приведенному, велись в большинстве случаев со студентами, аспирантами и кандидатами наук из МГУ. Ох, не зря дьякон Андрей Кураев повторяет, что у массовой школы есть такой талант – убивать всё, чего она касается. Как сделать, чтоб в учебном процессе, при всей важности задачи «знать», акцент хоть чуточку бы сместился в сторону «любить»?
Итак, не смотрят фильм, потому что не прочитали и/или не полюбили книгу. А в ответ на недоумение собеседника иногда спрашивают: зачем мне это? Или: почему я должен это читать? Литература – она и есть литература.
Вопрос правомерен – да простят меня литературоведы. В конце концов, выбор литературы для чтения – это дело вкуса. Учебник жизни из нее, как выяснилось, в целом весьма посредственный, зеркало для отражения действительности по большей части кривоватое; и почему, собственно, мы должны анализировать мысли и переживания никогда не существовавших героев, будь они хоть трижды типичными? Можно ведь и мемуары почитать, потом психоанализом заняться, где всякое лыко в строку будет. Позиция, понятно, ошибочная, но ведь и не совсем бессмысленная.
Другое дело – история. Если школа должна воспитывать любовь к Отечеству и чувство причастности к своему народу во всей его полноте (а она должна), то произведения А. И. Солженицына будут в высшей степени уместны именно в программах по истории – как факультативный материал для талантливых учителей. Потому что Солженицын – это не просто литература; «Архипелаг ГУЛаг» нельзя изучать между «Мастером и Маргаритой», с одной стороны, и производственным романом 70-х – с другой. И не потому, что в «М. и М.» сомнительная духовная основа, а производственные романы по большей части мало художественны. Книги Солженицына, по сути, не принадлежат к той категории литературы, которую принято называть художественной, ибо они по преимуществу документальны, и отношение к ним должно быть соответствующее – в первую очередь как к историческим свидетельствам, помогающим понять эпоху и людей, которым довелось жить в то время. (Интересно, что актёры, подобранные Глебом Панфиловым без участия Александра Исаевича, оказались даже внешне удивительно похожи на людей из «шарашки», о чем говорила 10 февраля Наталья Дмитриевна Солженицына в телепередаче, посвящённой фильму.
Идейный центр творчества Солженицына – свидетельство, имеющее не столько юридический, сколько духовный смысл. Это свидетельство не о преступлениях режима (хотя и это крайне важно), но в первую очередь – о возможности в самых тяжких условиях сохранить человечность и утвердить право на свободу личности, созданной по образу и подобию Божию. «Страшную вещь вам скажу: я понял, что благодаря этой чудовищной, страшной ситуации, может быть, мы и живы до сих пор. В нас сохранились совесть, душа... Потому что те люди – те, кого бросило в эту мясорубку лагерей, дали необходимые ростки для духовного роста нации. Почему-то горе учит нас больше, чем радость и счастье», – эти слова Глеба Нержина (то есть автора романа), роль которого в фильме сыграл Евгений Миронов, звучат как слова памяти и благодарности.
Инна Чурикова, которая в роли жены Герасимовича сумела воплотить бездну страданий, выпавших на долю жён заключённых, выразилась предельно точно: «Я не испытала подобного в своей жизни, но я обязана была сыграть это. Это мой долг. Мы ответственны, потому что мы не испытали этого». Таинственные и, на первый взгляд, парадоксальные слова, но они по-своему выражают очень глубокую идею, которая лежит в основе христианского почитания мучеников – свидетелей о Христе: в нашем современнике жива потребность быть сопричастным их жизни, быть им не чужими.
Чем больше сгущался мрак, тем ярче сияло благородство подвига. Ситуация, когда герои романа и фильма отказываются от своего относительно комфортного существования (а комфорт всегда относителен) и сознательно выбирают лагерь, сохранив такой ценой человеческое достоинство и мир с самими собой, особенно значима для нынешних, всё ещё в массе своей далёких от Церкви людей. В выборе героев фильма отсутствует явно выраженная религиозная мотивация, зато присутствует тайна. На это указал в программе «Зеркало» режиссер Глеб Панфилов, обращаясь к зрителям с вопросом: «Почему он (герой) не мог поступить иначе? Что его вело? Какая таинственная сила им двигала?» Отвечая на поставленные вопросы, Глеб Панфилов сказал слова, в которых видится ключ не только к фильму и роману, но и ко всему творчеству Солженицына: «Для меня эта история – изначально глубоко оптимистическая и придающая силы ... Если в очень трудный момент тебя ведет нечто очень важное, то к этому надо относиться серьёзно. Нержин к этому отнесся серьёзно». Монолог режиссера дополняет высказывание одного из гостей,* прозвучавшее в радиопрограмме «Эхо Москвы», которая тоже была посвящена фильму: при всём том, что пафос романа обличителен, «там нет откровенной чернухи. А есть христианская мужественная бодрость – главная нота всего творчества Солженицына».
Добавим, придающая силы мужественная бодрость. Вот почему надо смотреть фильм, читать и перечитывать книгу. Она учит не бояться делать правильный выбор: «да и мы, егда найдет на нас испытания час, мужества дар Божий восприемлем!». И помнить, что, если человек отказывается поступиться своей честью и достоинством, если не продается, то он – победитель. Победитель, независимо от того, какие последствия в материальном и даже физическом плане повлечет за собой его выбор. (Конечно, такое высказывание верно только по отношению к тем, кто является носителем религиозного сознания. И сколько бы ни возражали атеисты, история это подтверждает. Но это совсем уже другая тема.)
Ещё один важнейший аспект книги, особо подчёркнутый режиссёром в сцене спора Рубина и Сологдина, разворачивающегося на фоне сегодняшней Москвы, – это аспект политический. Удивительна злободневность тем, обсуждаемых героями. Они ставят вопросы о судьбе страны, вопросы личной этики и национального бытия государства, они говорят о том, как устроить разумное общество и как быть с научно-техническим прогрессом, что такое предательство по отношению к своему государству и кто составляет народ. Из этого перечня сегодня особенно актуальной является тема о месте государства в жизни людей и общества в целом, об уровне их взаимоотношений. Очень интересную мысль высказал Владимир Лукин: «Для меня урок в том, что у нас есть серьёзная проблема: государство часто так заполняет пространство нашей жизни, что возникающая реакция – это противостояние. А на самом деле они (герои фильма) не хотели противостоять. Они хотели само-стоять. Очень важно, чтобы люди научились само-стоянию, а государство не выталкивало бы их в противо-стояние. Фильм, хотя и маленький, но толчок в этом направлении». Действительно, есть надежда, что мы снова будем задавать вопросы, которые до сих пор не решены, и снова будем искать на них ответы.
Высказывания людей, смотревших фильм, их звонки в прямой эфир на радиопередачи говорят о том, что историческая и духовная сторона фильма важны для современного человека настолько, что кажется неприличным использовать «приёмы», обычно применяемые в художественных фильмах и сериалах. Все отмечали потрясающую актёрскую игру; иногда раздавались голоса, что они (актёры) «вытягивают» фильм, который сам по себе слабоват. Показательно, что, когда А. Боссарт позволила себе высокомерно-снисходительные высказывания о фильме, большинство позвонивших на радиостанцию «Эхо Москвы» с ней не согласилось. Действительно, если фильм «держит» зрителя, смотрится на одном дыхании, значит он сделан мастерски, а его несоответствие канонам масскультуры только подтверждает это.
Описанная ситуация характерна и по отношению к книгам Солженицына. Здесь прослеживается тенденция: в среде «гуманитарной интеллигенции», часто даже и не читавшей, принято полагать, что эти произведения весьма художественно слабы. Нередко можно услышать что-то вроде хрестоматийного: «Да где ж тут поэзия? Одна публицистика!». Предположение о причинах такого отношения лучше не делать – тема до сих пор болезненно воспринимается даже тридцатилетними, – но возразить необходимо. Конечно, филологи уже занимаются проблематикой произведений Солженицына, теперь появилась работа и для киноведов; но мнения, как всегда, разделятся, а ждать сто лет, когда они устоятся, мы не можем.
Поэтому в качестве эксперта мы привлечем не литературоведа, а одного из лучших писателей ХХ века, которого вряд ли можно обвинить в некомпетентности или лукавстве – не того масштаба личность. Это Генрих Бёлль, написавший несколько статей, посвящённых творчеству Солженицына. «У романа Солженицына “В круге первом”, – полагает Бёлль, – огромные своды, множество перекрытий, несколько измерений: повествовательное, духовное, историко-политическое, социальное; его арки перекинуты над множеством страниц и сторон, это собор среди романов, с точно выверенной статикой, которая не подводит... Автор не только большой писатель, но и математик <... > Оставляя позади Сартра и Камю, он довершает древнее противостояние «воли» и «тюрьмы» – не образно-философски, но на самом материале <...>Взять хотя бы встречу внешне всесильного министра Абакумова и зека Бобынина: дрожащий министр, прекрасно знающий, сколько у ада кругов, и независимый Бобынин, для которого несколько кругов уже позади <...> В таких сценах единство реальности и символа <...> не изобретено, оно следует из наличного материала, как ответ решённой математической задачи...» Может быть, именно потому, что у многих гуманитариев были проблемы с математикой, они и не могут воспринять гармонию книг А. И. Солженицына?
Во многих публикациях упор делают на то, что в своё время Солженицына все читали «за одну ночь, прячась под одеялом», потому что было запрещено, а «запретный плод сладок». Что ж, для кого-то, может, так и было. Но моё поколение читало Солженицына (кроме опубликованного в «Новом мире» «Ивана Денисовича») уже в новое время. Для нас «плодовый» аргумент не работает, а значит, он и не аргумент вовсе, а просто индикатор некоторых свойств читавшей личности.
Впрочем, вернёмся к фильму. С чьей-то подачи высказывания о нём в ряде изданий стали выстраиваться вокруг вопроса: «Стал ли показ фильма “В круге первом” общественным событием или не стал?». Ответы на него даются в зависимости от того, как люди понимают словосочетание «общественное событие». По общему впечатлению, «разочарованны», во-первых, те, кто в целом равнодушен или враждебно настроен к творчеству Солженицына и к самой теме. Во-вторых, те, кто обиделся на автора и режиссёра за попытку Володина помешать СССР обзавестись атомной бомбой. То есть вместо того, чтобы объединить народ, особенно молодёжь, в противостоянии «красному ренессансу» с «ядерным православием» и помочь в разработке «новой национальной концепции, современной патриотической идеологии», «главная коллизия фильма не даёт никакой оценки сталинскому режиму». Да и вообще, «зачем нашим завтрашним военным, завтрашним международникам да и просто завтрашним гражданам положительный герой-дипломат, предающий свою страну? Защитника России из сопереживания Володину не построишь» (Е. Чудинова. «Эксперт», 2006. № 6).
Удивительно, как мало меняются типы восприятия литературы. И Чернышевский вспоминается, и советская критика... Конечно, в редакции журнала найдется кому поспорить с Еленой Чудиновой «о назначении искусства» – выпускники филфака МГУ туда, судя по всему, заходят. Один Максим Соколов чего стоит! Однако, оставим эту тему. Для нас по-настоящему важно другое: взрослые не «купятся» на агитпроп, а молодёжь надо в первую очередь учить думать и оценивать, а не осуждать с ходу. Думать, исходя не из стереотипов, какими бы правильными они ни казались, а из контекста каждой конкретной проблемы. Это мы сейчас понимаем, что атомная бомба была необходима как фактор геополитический, даже как условие будущего возрождения (чтобы было чему возрождаться!) страны под названием «Россия». И в то время кому-то было доступно это понимание, – но не Володину же, большую часть жизни проведшему в погоне за удовольствиями при полном отключении аналитических способностей! Нравственный переворот не гарантирует высших совершенств интеллекта или духовных прозрений. В современном мире простоты нет, об этом надо помнить, надо учиться отвергать соблазн простых решений, надо учится видеть в человеке глубину, учиться понимать и делать выводы для себя и своей жизни, а судят пусть те, кому в рамках должности положено.
Конечно же, фильм «В круге первом» стал общественным событием. И, как это часто бывает с значимыми по-настоящему явлениями культуры, истинный масштаб воздействия их на общественную жизнь выявляется далеко не сразу. Может пройти достаточно много времени, прежде чем общество по достоинству оценит кинопроизведение. Но «эффект закваски», как мы знаем, бывает необычайно силён. Как бы там ни было, но с появлением такого фильма действительно можно и нужно поздравить друг друга!
