Имперский период истории России закончился в 1917 году переворотом, названным Великой Октябрьской социалистической революцией. Власть императора сменилась, как декларировалось, властью народа. И искусство тоже отныне должно было принадлежать народу. 30 октября (12 ноября) 1917 года народный комиссар просвещения А. В. Луначарский объявил Зимний дворец и Эрмитаж государственными музеями.
Окончание. Начало в № 2 (58), март — апрель 2014 г.
Сокровища экспроприации
Поначалу сам Наркомпрос тоже расположился в комнатах первого этажа Зимнего дворца. А музей начал работать не сразу — ведь еще в сентябре ценности петроградских дворцов и музеев были эвакуированы Временным правительством в Москву. Поэтому в Зимнем дворце был открыт Музей Октябрьской революции, созданный по решению Петроградского совета. К 1920 году из Москвы вернулись коллекции, и в 1922 году Эрмитаж открывается для публики. Почти пять лет вход в музей был бесплатным.
Первые десятилетия советской власти для жизни музея трудно оценить объективно. Музейщикам впору бы радоваться, ведь в это время из национализированных дворцов и усадеб в Эрмитаж хлынули бывшие частные коллекции. Весной 1919‑го был издан декрет «О запрещении вывоза и продажи за границей предметов особого художественного значения», и эмигранты ничего не могли взять с собой. Ценности свозили в Эрмитаж отовсюду: из царских резиденций Аничкова и Мраморного дворцов в Петрограде, из пригородных Гатчины, Петергофа, Царского Села. Из знаменитых дворцов петербургских аристократов: Юсуповского, Строгановского, Шереметевского. Даже из Общества поощрения художеств и из Русского археологического института в Константинополе! Музей обогатился не имеющей себе равных коллекцией византийских монет и древних документов, египетскими папирусами и клинописными табличками Междуречья. В Эрмитаж поступали богатейшие частные коллекции. Русский музей передает ему экспонаты, не соответствующие его специализации, — буддистские древности из мертвого города Хара-Хото в пустыне Гоби. Так Государственный Эрмитаж становится музеем мировой культуры.
Но не только пополнение коллекций происходило в Эрмитаже. Москва вернула себе столичный статус, и символ империи Петербург — Петроград должен был отойти на второй план. Москве нужен был свой главный музей. Эта судьба была уготована московскому Музею изящных искусств Александра III, ныне это Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина. Начались длительные драматичные переговоры о передаче Эрмитажем большого числа картин для Москвы. Эрмитажные специалисты А. Н. Бенуа и Д. А. Шмидт считали, что нельзя трогать экспозицию и отдавать те картины из запасников, которые важны для показа развития той или иной национальной школы. Они были против того, чтобы делить парные вещи или серии. Наконец в 1927 году было подписано окончательное соглашение, и в Москву отправились около 500 картин. Вопреки соглашению последовали и дополнительные передачи, при этом были разъединены знаменитые пары: «Диана» и «Минерва» Веронезе и две картины Пуссена — «Битва израильтян с амалекитянами» и «Битва Иисуса Навина с аморреями». «Минерва» и «Иисус Навин» оказались в ГМИИ. Были разлучены и некоторые парные портреты. Для формирования региональных музеев сотни картин и памятников прикладного искусства перемещались из Эрмитажа в другие города России, а также в картинные галереи и музеи Украины, Белоруссии, Кавказа.
Агентство «Антиквариат»
Но настоящая беда пришла позже: в конце 1920‑х годов чиновники Комиссариата внешней торговли все чаще стали использовать музеи как источник подарков зарубежным партнерам. Они видели в произведениях искусства источник валюты для оплаты растущих долгов, ведь право вывоза художественных ценностей государство оставило за собой. Интерьеры дворца княгини Палей в Детском (Царском) Селе были проданы оптом, Гатчинский дворец-музей целиком готовили к отправке в Америку. Это была государственная политика. «Наступление пролетарской революции в Европе совершенно застопорит рынок ценностей. Вывод: нужно спешить до последней степени», — писал Лев Троцкий в 1924 году. «Если мы не будем иметь собраний, тем легче уйти с вихрем жизни», — вторил ему разрушитель традиций художник Казимир Малевич. Любопытно, что в 2002 году как важнейшее событие Эрмитаж отмечал поступление его картины «Черный квадрат». Сумму в 1 млн долларов, необходимую для покупки этого произведения, пожертвовал известный российский меценат В. Потанин.
Тогда же, в феврале 1928 года, Эрмитажу и Русскому музею предложили представить список произведений для экспорта. При Наркомпросе было создано агентство «Антиквариат». Сперва секретно, а потом и открыто музей обследовали спецбригады по отбору «предметов экспортного значения». Интересно, что при отборе консультировались у немецкого арт-дилера Фрэнсиса Маттисона: просили его указать картины из русских собраний, которые ни в коем случае нельзя продавать ввиду их культурной и художественной ценности. Понятно, что поступили наоборот. Всего из фондов и экспозиции было отобрано 2880 картин, 350 из которых оцениваются как произведения значительной художественной ценности, а 59 — шедевры мирового значения. Лишь некоторые из них вернулись с немецких аукционов, не найдя покупателя, 48 шедевров были утрачены для России навсегда.
Первым покупателем стал иракский торговец нефтью Галуст Гюльбенкян. За три сделки он купил 51 эрмитажный экспонат всего за 278 900 фунтов. Большинство из них сейчас находятся в постоянной экспозиции музея в Лиссабоне, основанного его фондом.
Министр финансов США Эндрю Меллон не скупился и платил больше, чем кто‑либо. 1 166 000 долларов Меллон выложил за лучшую эрмитажную картину Рафаэля «Мадонна Альба». Долгое время это была рекордная цена, уплаченная за произведение искусства. За девять сделок через частную галерею он приобрел 21 картину из экспозиции Эрмитажа. Сегодня они принадлежат Национальной галерее искусства в Вашингтоне, куда были переданы по завещанию. Это «Благовещение» Яна ван Эйка, «Поклонение волхвов» Сандро Боттичелли, упомянутая «Мадонна Альба», «Венера с зеркалом» Тициана, произведения Перуджино, Веронезе, Антониса ван Дейка, Франса Халса, Рембрандта, Веласкеса. И «Святой Георгий» Рафаэля — полотно, которое спасли из страшного пожара 1837 года.
Хранителям Эрмитажа и его директору, известному ученому-востоковеду академику И. А. Орбели, удалось остановить это безумие и не позволить продать серебряную раку Александра Невского, сасанидское серебро, скифское золото и «Мадонну Бенуа» Леонардо. Он противостоял «Антиквариату» ценой больших усилий и риска для жизни. Окончательно остановилось разграбление Эрмитажа только к 1934 году. А вот в годы Второй мировой войны и в трагические 900 дней блокады Ленинграда ни один экспонат не был утрачен.
В блокадном Ленинграде
К войне готовились. В подвалах Эрмитажа строились надежные бомбоубежища. Заранее были подготовлены ящики для эвакуации, каждый из них имел свой номер, список предметов, которые должны быть в нем помещены, упаковочный материал, а в ящиках, предназначенных для картин, были подготовлены гнезда по размеру подрамников, что значительно облегчало упаковку. Упаковывались день и ночь. Сотрудники вспоминали, что на призыв Орбели на помощь пришли профессора академии, искусствоведы, старые и молодые художники. Надо было торопиться, и реставраторы дали согласие срезать картины с подрамников. Так было бы быстрее. Но художники на это не пошли. Сократили время отдыха и сна. Ящики, в которые укладывались вещи, стояли на полу, и все время приходилось работать вниз головой. У многих носом шла кровь.
Уже в июле двумя эшелонами на Урал было эвакуировано 1 118 000 экспонатов. Эвакуировать все было невозможно. Тогда сняли со стен и накатали на валы большие полотна, спустили с пьедесталов и перенесли вниз мраморные и бронзовые статуи, убрали из залов люстры, мебель, бронзу. Всё спустили по деревянному настилу в залы первого этажа и расположили под монументальными сводами здания в строго определенном, продуманном порядке. Фарфоровые статуэтки, вазы, сервизы старались расставлять не только по размерам, но и по стилям — сказывалась профессиональная привычка музейщиков. Каждую вещь до половины закапывали в песок. «Работали недели две. Огляделись перед уходом, сами поразились — экспозиция!» — вспоминала сотрудник Эрмитажа Т. Соколова.
Когда в сентябре начались постоянные налеты немецкой авиации, в бомбоубежищах Эрмитажа и Зимнего дворца жили две тысячи человек: оставшиеся сотрудники музея с семьями, ученые, музейные работники, художники с семьями. Наступил голод — на человека полагалось 125 граммов хлеба в день. Иногда из реставрационных запасов выдавали половину таблички столярного клея — кусочек осетрового клея казался верхом роскоши. Сотрудники вспоминали, что научная работа облегчала жизнь. Те, кто был занят делом, легче переносили голод. В музейном отчете за июль 1942 года есть такие строки: «Полностью использована вся площадь в Висячем саду и почти вся полезная площадь на Большом дворе. Окучка картофеля и прополка гряд произведены своевременно».
Сохранилось множество рисунков, запечатлевших блокадный Эрмитаж. Художники фиксировали все разрушения, причиненные бомбежками и артобстрелами: в Эрмитаж попали 30 артиллерийских снарядов и две авиационные бомбы. Рисунки из альбома художника А. Никольского стали иллюстрациями к обвинительной речи академика Орбели на Нюрнбергском процессе. Реставрация продолжалась долгие годы. Возрождение Эрмитажа было политическим делом. Уже в октябре 1945 года начали восстанавливать экспозицию с развески работ Рембрандта. К 7 ноября 1945 года, советскому празднику годовщины революции, Эрмитаж был открыт.
Новейшая эпоха
В последующей истории Эрмитажа было много интересных событий. В 1948 году снова столкнулись интересы Эрмитажа и Музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина. Между ними делили картины из московского Музея нового западноевропейского искусства, закрытого еще до войны. Его составляли в основном собрания двух крупнейших московских коллекционеров — Сергея Щукина и Ивана Морозова. В Эрмитаж поступили 316 первоклассных картин западноевропейских художников конца XIX — начала XX века. Директор Эрмитажа И. А. Орбели отобрал лучшие полотна, ключевые в истории искусства XX века: «Красная комната», «Танец», «Музыка» и «Семейный портрет» Анри Матисса, «Две сестры», «Танец с покрывалами», «Три женщины» Пабло Пикассо. Спустя пятьдесят с лишним лет директор ГМИИ И. А. Антонова хотела вернуть их в Москву. Эрмитаж на этот раз победил.
В 70‑х годах ХХ века при реставрации Эрмитажного театра исследование фундамента дало сенсационное открытие. Были обнаружены несколько помещений Зимнего дворца Петра I, в котором прошли последние пять лет жизни императора, и дворцового комплекса времени правления Екатерины. В настоящее время там реконструирована отделка и обстановка трех комнат личных покоев Петра I: Конторки (кабинет Петра), Токарни и Столовой. В экспозицию включены подлинные предметы обстановки и мемориальные вещи Петра Великого.
Сейчас коллекция музея насчитывает около трех миллионов произведений искусства и памятников мировой культуры, начиная с каменного века и до нашего времени. Музей ведет активную выставочную работу, принимает выставки у себя и показывает свои коллекции миру. Успешно осуществился проект «Эрмитаж в Лас-Вегасе», 8 лет отработал «Эрмитаж в Лондоне». Недавно Лондон снова увидел в Хоутон-Холле коллекцию лорда Уолпола — ту, что была приобретена Россией при Екатерине II. Эрмитаж открыл филиалы в Амстердаме, Омске, Казани и Выборге, давая возможность как можно большему числу посетителей познакомиться с собранием музея.
В Приморском районе Петербурга построен современный комплекс с открытыми фондами, где экспонаты показываются такими, как есть, реставрированные и нереставрированные. Посетители имеют возможность увидеть хранилище карет и экипажей, обширную коллекцию мебели, побывать в так называемом Театре шпалер.
У Эрмитажа большие планы на будущее — начнется реставрация Малого Эрмитажа и Запасного дома на Дворцовой набережной, строительство третьей очереди фондохранилища в Старой Деревне, откроется новая экспозиция в Восточном крыле Главного штаба. С 28 июня по 31 октября музей станет площадкой европейской биеннале современного искусства Manifesta 10. А 7 декабря Эрмитаж даст на Дворцовой площади грандиозный бал в честь своего 250‑летия.
