Вот и грянуло у нас: «Экономический кризис. Великая депрессия». По городам и весям поползли страхи. На семинар молодых писателей приехал видный экономист из команды Ельцина, который нагнал ужасов. Прозвучало слово «катастрофа». Главный финансист страны Кудрин выступал в правительстве и говорил о крахе.
Мой приятель-предприниматель Боб продал два «мерседеса» и купил вездеход, ружье и болотные сапоги. «Я – охотник, – сказал он. – Наступят тяжкие времена, начну охотиться за дичью». «А где ж ты ее возьмешь?» – удивилась я. «А вездеход на что?»
Я представила себе, как он на своем драндулете штурмует тайгу и тащит в Москву птичьи тушки и освежевывает кабанов.
Дочь моего соседа – заведующая отделом крупнейшего и престижнейшего журнала – сама впала в депрессию: ей пришла разнарядка на сокращение ее сотрудников. Но кого сокращать? Тот – слишком стар, чтобы найти себе другую работу, а тот – слишком молод и неопытен, к тому же склонен к утехам зеленого змия – погибнет ведь, пропадет, если выгнать его… У той – старая мать на руках, а та – сама мать-одиночка…
Один дружественный мне священник с печалью сказал мне, что теперь на исповедях ему приходится выслушивать совершенно новые сюжеты, каких не бывало ранее: из-за угрозы увольнения и безработицы у его прихожан появилось чувство соперничества, в сердцах угнездились зависть, ревность, ненависть: подсиживание, наушничество, доносительство и – обиды, обиды, обиды… В эпоху кризиса человек человеку – волк.
Хрупкая интеллектуалка-пенсионерка Инга, у которой шесть внуков и зять, лишившийся работы, советовалась со мной – что если она купит в деревне развалюху, переедет туда жить, а московскую квартиру сдаст, чтобы деньги могли прокормить детей. С большим сомнением я вообразила, как она, серебрясь короткой «цветаевской» челкой, вытаскивает ведро из колодца или подтаскивает дрова к печи, и решительно забраковала ее план.
«Да, – грустно сказала она, – для кого в этот кризис щи станут жиже, а для кого – жемчуг мельче».
И только Надюшка, подруга юности моей, ничуть не унывала от надвигающегося кризиса. Когда-то она была замужем за американцем и получила американское гражданство. К тому же – у нее скопился неплохой капитал, который она и собиралась теперь вложить в квартиру в престижном районе Нью-Йорка.
– Там как раз сейчас цены на недвижимость падают, – сказала она. – Вот я и куплю себе двухкомнатную квартирку в лучшем районе. Там, правда, цены и не падают вовсе, квартира стоит миллион долларов, а за консьержку и уборку подъезда надо ежемесячно платить полторы тысячи. Зато место – прекрасное. И до храма недалеко.
Так совсем недавно рассуждала Надюшка, внося диссонанс в практические умонастроения моих друзей, у которых срывались планы на издание книг, ложились «на полку» принятые было сценарии, замораживались проекты и поступали предложения продолжать работать бесплатно.
Но чуть ли не накануне отъезда в Нью-Йорк за миллионерской квартирой Надюшка полезла зачем-то по стремянке на антресоли, упала и ужасным образом сломала ногу. Плохо как-то сломала. Так сломала, что ей аж через десять дней после лежания на больничной койке с поднятой кверху ногой и приема антибиотиков врачи сделали операцию. Пока Надюшка дожидалась ее, она все утешалась, как она, прооперированная, все-таки доберется до Нового Света и приобретет ту чудеснейшую квартирку. Но операция прошла неудачно, и Надюшке назначили новую операцию… И теперь она уже мечтала только о том, чтобы все это поскорее закончилось, и ее выпустили на больницы пусть даже и на хромой ноге.
Вот и Валентина, подруга моя еще с институтских времен, совсем не боялась экономического кризиса, потому что у нее был очень богатый муж. И у них было очень много всего – и домов, и земель, и произведений искусства, да и просто – денег. Но тут совершенно случайно выяснилось, что у ее мужа есть другая семья… И жена есть другая, и дочка, которая с полным правом говорит ему «папа»…
Словом, вокруг так много стало происходить кризисных историй, вопреки и помимо экономических страстей, что поневоле задумаешься о том, что ведь, по сути, сама жизнь и есть непрестанный кризис – то в одном, то в другом. «Кризис» ведь по-гречески означает не что иное как «суд». То есть Промысел Божий непрестанно выпрямляет наши кривизны, ломает ложные постройки, вправляет вывихи, верша суд над нашими заблуждениями.
Стоит только возложить свое упование на нечто земное – будь то материальный достаток, крепкое здоровье, профессиональные навыки, точный финансовый расчет, прочные деловые связи, влиятельные друзья – как тут же земля проваливается под ногой именно там, где она казалась всего надежней. И оказывается, что убежище наше было построено на песке. «Не надейтесь на князи человеческие, в них же несть спасения». Господи, если Тебе угодно, помоги нам! «Если хочешь, Господи, можешь меня очистить».
И вот тут-то и можно понять, почему постиг нас экономический кризис. Что происходило с нашей ментальностью в последние восемнадцать лет? В чем убеждали нас и разве мы сами не уверились в том, что деньги решают все, что-де с деньгами все можно? За деньги судья оправдает преступника, а без денег засудит невиновного, за деньги врач сделает удачную операцию, а без денег – хоть подыхай, больной. За деньги можно получить образование, занять престижное место, отдохнуть на Гавайях, построить себе замок, а без денег тебя выгонят даже из собственной лачуги. Захочет какой-нибудь толстосум построить на этой земле дом и сгонит тебя бульдозером. Или нечем тебе будет заплатить за коммунальные услуги, и придут судебные исполнители, опишут жалкое имущество и выселят тебя в общежитие.
Я слышала от одного циника, который в этом ключе пытался толковать то место в Евангелии, где говорится о том, что имеющему – дается, а у не имеющего отнимается и то, что имеет (Ср.: Мф. 13:12). Я возразила ему: «Это совсем не о том!». «Может и не о том, но как точно подходит к нашей сегодняшней жизни». «Это – о знании тайн Царства Небесного, а вовсе не о материальном достатке!» – решительно запротестовала я. Но он не пожелал слушать меня.
Деньги растлили наше сознание, сделав себя предметом нашего вожделения и упования. Они заманили нас в ловушку четких причинно-следственных связей: деньги – товар – деньги – товар – деньги – деньги – деньги и захлопнули дверцу.
И теперь, как сказал поэт:
Мир думает за деньги купить
все с головой
За черные ступеньки
по лестнице кривой:
За сальные листочки
с картинкою кривой
Заплатят сердцем, почкой,
печенкой и судьбой.
…Никто больше не чает в своей пустыне небесной манны и перепелов, никто не ищет источников живой воды, бьющей ключом из камня.
Ведь как было раньше? Как было во времена моей юности? Если ты голоден, иди к друзьям – они накормят тебя. Если тебе негде заночевать – постучись в дом при дороге – тебя впустят и дадут молока. И попутка подвезет за так. А если машина твоя заглохла – тут же найдутся умельцы – остановятся, окружат, обсудят поломку, дружно полезут в капот чинить, а если уж не починится – возьмут на буксир. А теперь – ни шоферской, ни социальной, ни национальной солидарности.
–Подбросите до Переделкина?
–Меньше чем за пятихатку и с места не сдвинусь!
Ужасным ударом по народному сознанию была отмена льгот: выплата компенсаций означала, что теперь все переводится в ключ чисто денежных отношений. Нет больше ни у кого ни гражданских заслуг, ни почетных привилегий – есть только деньги.
Но и деньги могут приобретать чисто виртуальные свойства – одна из моих подруг, продав квартиру, решила вложить свои капиталы в акции. И вот вместо толстеньких внушительных пачек, перетянутых резинкой, она получила какие-то бумажки, для пущей важности испещренные надписями и радужными раскрасками. Сложила их в папку и сказала с выражением Буратино, зарывшим свои золотые на поле чудес: «Они будут только расти, так что можно спокойно спать».
Но недолго продлился этот ее золотой сон – проснувшись, она узнала, что акции лопнули и бумажки можно отдать детям, чтобы они поигрались ими – они такие разноцветные, похожи на важные документы. «Это что у тебя, Машенька?» «Это у меня паспорт», – отвечает четырехлетняя Маша и засовывает бумажку в детскую сумочку.
Говорят, то ли Абрамович, то ли Прохоров еще прошлым летом решил купить у вдовы швейцарского банкира самую дорогую виллу на Лазурном берегу за 500 миллионов. Вилла эта выглядит как небольшой городок за белой крепостной стеной – целый народец мог бы уместиться там. Но кризис его разорил – из 23 миллиардов у него осталось только 14, и от покупки в целях экономии он решил отказаться, несмотря на то, что уже заплатил вдове аванс в 23 миллиона.
Вся страна, обомлев, смотрела по телевизору этот печальный сюжет про помельчавший жемчуг. И – синхронно – про очередной пожар в доме престарелых. Сколько их было уже, этих пожаров, в бомжатниках для стариков, словно кто-то специально стирает с лица земли этих неплатежеспособных, беспомощных и общественно бесполезных сограждан.
Все это связано с общей культурой людей, с их религиозным и нравственным чувством и свидетельствует о том, что люди наши, то есть, собственно, мы, дики и бескультурны, вырваны из своего исторического и экзистенциального контекста, отчуждены от своей религиозной праосновы – порой в зеркале отражаются какие-то одичавшие толпы, скопища и стада. Национальные черты наши словно размыты потопом дней, и то, что раньше составляло родовую черту нашего народа, теперь зияет черным провалом.
Например, вся история христианства и замешанная на евангельских истинах русская культура свидетельствовала нам о том, насколько постыдно быть сребролюбцем: образ Иуды, предавшего своего Бога и Учителя за тридцать сребреников, глубоко сидел в народном подсознании, и вожделение денег, служение им считалось нравственным дурновкусием, знаком духовной недоброкачественности и просто – плебейством. Русская литература демонизировала деньги, как только они грозили сделаться мотивом и движущей силой человеческих поступков: из жажды денег рождаются болезненные идеи, происходят падения, совершаются убийства. В них – соблазн, морок, грязнотца, зло, предательство и Богоубийство.
Презренный Ганечка Иволгин, мечтающий положить деньги под проценты и стать Ротшильдом, ростовщик Птицын у Достоевского, коварный князь Василий с дочерью Элен и сыном Анатолем – это с одной стороны, и с другой – великолепная Настасья Филипповна, бросающая в огонь сто тысяч, или Наташа Ростова, отдающая подводы раненым и этим жертвенным жестом разоряющая свое семейство…
Даже при богоборческой Советской власти, которая старалась выкорчевать из национального сознания все евангельские образы, идея сребролюбия как чего-то нечистого и скверного продолжала проникать в души людей обходными путями – через русскую литературу, через мировую классику.
И только постсоветский период, который связан с наступлением постмодернистской эпохи и водворением капитализма в России, совершил революцию в умах. Идеология потребления, жажда обогащения, слоганы: «Ты есть то, что ты носишь», «Ты есть то, что ты имеешь» произвели переворот в сознании, подменив сущностный глагол «быть» глаголом «иметь». Человек стал рассматриваться как нечто, наделенное некоей суммой вещей, чьей знаковостью и престижностью можно определить и его достоинство. Дутые общественные фигуры, репутации, состояния, виртуальные достоинства, бумаги, деньги – все вот-вот лопнет, и дети будут играть ценными бумагами как мишурой.
Ужасно, что в школе почти совсем перестали изучать русскую литературу. Дети не читают классику, не спорят на уроках об Онегине и Ленском, о Петруше Гриневе и Швабрине, не обсуждают, почему Татьяна осталась верна мужу, а Раскольников так и не смог воспользоваться деньгами убитой старухи-процентщицы. Жаль, что они не пишут сочинения об Обломове и Штольце, о Тарасе Бульбе, Андрие и Остапе. Им недосуг подумать о Герасиме с его Муму, о вырубаемых вишневых садах. Взрослые дядьки и тетки – скучные, плоские и унылые – отобрали у них возможность изучать родную словесность, да и вообще основы своей культуры. Неизвестно, чему учат их нынешние учителя, лишенные возможности объяснить, что такое добро и что такое зло, что такое благородство, а что такое коварство, наконец, что такое грех и что такое воздаяние. Вот дети и обречены ходить на ощупь, как слепорожденные, с детства усваивая лишь то, что «себе в удовольствии не откажешь».
Как с этим достоянием можно выжить в кризис? За что сможет удержаться современный человек, лишенный культурной почвы, религиозной идеи, упования и веры в Бога? За что ухватится он, посетивший мир «в его минуты роковые», как выживет, как сам не впадет в депрессию, не повредится умом?
Но кризис – на то и кризис, чтобы выявились в нем все ложные, темные и порочные стороны нашей жизни. Это такое время, когда «секира при корне дерев лежит: всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь» (Мф.3:10). И устоять может лишь дом, построенный «на камне» (Ср.: Мф. 7:24).
Люди, живущие в таком доме, помогают страждущим братьям и сестрам, делятся с ними едой и одеждой, опекают сирот, посещают больных, заботятся о стариках. Именно они – те имущие, про которых говорится в Евангелии: «кто имеет, тому дано будет и приумножится, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет» (Мф. 13:12). Именно они – проникающие душой в тайны Царства Небесного, умеющие слушать слово Божие, о котором сказал Христос: «Наблюдайте, как вы слушаете» (Лк.8:18).
Так как же нам пережить этот кризис? Как нам прожить жизнь? Сам Господь дал ответ на этот вопрос: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф.6:33).
Только такое упование на Промысел Божий и освободит нас от превратностей мира сего – его бирж, маклеров, менеджеров, неправедных судей, валютных курсов, безработиц, нищеты, уныния и ропота на судьбу.
