До сих пор мы знали Владимира Ивановича Даля в основном как автора знаменитого «Толкового словаря». Знали о том, что именно Даль создал уникальное собрание русских пословиц и поговорок. Немного слышали о нем как о писателе-прозаике. Но вот вопрос: что это был за писатель? О чем писал? Что главное в его многочисленных писательских трудах и наблюдениях?
Он всю жизнь с любовью изучал Россию, быт, религиозный, житейский опыт и язык народов, ее населяющих, открыл нам богатства родного нашего языка. Сама по себе эта жизнь уже была подвигом. Однако о настоящем, главном жизненном подвиге Даля мы до сих пор молчим.
Малая проза
До сих пор имя Даля мы связываем с этнографическими его находками, с исследованием русских областных наречий, обычаев, народных обрядов. Но главное в том, что Даль полюбил в русском человеке его… православие. Святая Русь не стала для него чуждой абстракцией. Он весь проникся ею. Религиозные воззрения и проявления русского народного духа — вот главный стержень его произведений. Именно из православия выводил Даль многие величественно-богатырские, самые широкие и яркие черты русского национального характера. Илья Муромец у него не просто легендарный богатырь, обладающий немереной силой и побивающий врагов Руси великой. В той сказке-легенде, которую предлагает своим читателям Даль, Илья Муромец — прежде всего глубоко религиозная личность, делами и словами его руководит Сам Господь Бог. Илья — плоть от плоти и сильный заступник Святой Руси. Даль, несомненно, связывал образ Ильи Муромца с личностью преподобного Илии, чьи мощи покоятся в Киево-Печерской лавре.
Паломник XVI века Леонтий в своих записках говорит: «Видехом храброго воина Илию Муромца, в нетлении под покровом златым; ростом яко нынешние крупные люди; рука у него левая пробита копьем, язва вся знать; а правая изображена крестным знамением». Преподобный Илия был канонизирован в 1643 году. Угодник Божий преподобный Илия (Муромец) имел прозвание Чоботок (по другим источникам — фамилию Чоботов). Он жил в XII веке. В детстве страдал тяжелой болезнью и был недвижим. После исцеления пошел на службу к Киевскому князю воеводой. После легендарных воинских подвигов, в расцвете лет (судя по всему, около сорока) он ушел в монастырь и скончался, будучи иноком Киево-Печерской лавры, около 1188 года. Проведенная учеными экспертиза мощей определяет его возраст в 40 — 45 лет и подтверждает паралич преподобного Илии в детстве и тяжелые воинские раны. Почивает преподобный Илия, сложив правую кисть руки в троеперстии. Память его чтится церковью 1 января.
В своей сказке Даль по-особому, с глубокой верой в религиозный инстинкт народа, который также видел в богатыре святого преподобного Илию Печерского, выстраивает судьбу героя: Илья Муромец рождается в ночь с Великой Субботы на Святую Пасху, встает на ноги — тоже в Светлое Христово Воскресение, а его дед Тимофей принимает схиму в Киево-Печерской лавре с именем Иллариона. Сам же Илия «сидит сиднем сидячим», «сидит с твердой верой, со смирением, кроме молитвы присной, слова не вымолвит», «по зарям шепотом молитвы начитывает», «а поклоны кладет, словно в воду ныряет». По сказке Даля, Илия «отродясь постится, а скоромного куска у него душа не принимает».
С Ильи Муромца и начал Даль описывать Святую Русь, которая живет не только в прошлом, но и в настоящем, и в будущем России. Святая Русь для писателя Даля — это не только легендарные герои, богатыри, князья, святые. Это и обычные люди, которых он встречал на своем жизненном пути и которые поразили его глубиною духа, крепостью веры, чистотою жизни. В народном предании «Послух» писатель показывает, как велика тайна человеческой жизни перед Богом: перед смертью старушки к ней является умерший знакомый священник и причащает ее. И только этот случай раскрывает высоту духовной, по сути евангельской жизни этой с виду вполне обыкновенной старушки.
Это предание по духу напоминает нам «Архистратига» и те действительно произошедшие случаи, которые так памятливо собирает и бережет православный народ — во укрепление веры и благочестия. На основе этих народных рассказов, напоминающих повествования из «Лавсаика» или «Луга духовного», построен и рассказ «Вор». Каждый раз Даль, как и в сказках своих для детей, придает рассказам авторскую оригинальность. Оставаясь повествованиями в духе «достопамятных сказаний» о жизни святых насельников древних христианских поселений, рассказы Даля изображают духовную жизнь крестьянства и других сословий современной ему «Святой Руси».
И как глубоко знает он эту духовную жизнь! Его духовная проза повествует и о чудесах Божиих, и о громадной роли Божиего Промысла в жизни человека, и о незаметно проявляемых, но не меркнущих христианских добродетелях, и о страшных искушениях. Как прекрасно угадал Даль русского человека. В рассказе «Искушение» изображается замечательная сцена: два мужика — один из которых хочет ограбить и убить топором другого — вместе стоят перед иконами и молят Бога отвести нападения беса. Это два брата во Христе, которые понимают, что не они, а бес пытается совершить преступление и вовлечь человека в бездну греха, они вместе борются с ним. Такую сцену, конечно, можно увидеть только в «Святой Руси» — Даль это понял.
Вообще, перемена материального состояния человека и связанные с этим переживания, а зачастую и взятый на душу грех — одна из излюбленных тем Даля. Известно несколько его произведений на тему «кладов», например: «Клад», «Сказка о кладе», «Клад на корабле», статья «Клады» в цикле «О поверьях, суевериях и предрассудках русского народа» и др. Почти в каждом случае писатель не просто стремится дать нравственный урок, а делает это с позиций христианских. Он образно показывает страшное и часто весьма примитивное действие в человеческой душе греха-страсти. Как правило, один грех (корысть) приводит к еще более тяжкому (например, убийство).
Нельзя не сказать, что Даль прекрасно знал православный церковный календарь, церковные обряды. Его «малая проза» так и пестрит названиями православных церковных праздников, именами святых (так, например, в «Иване Лапотнике» упоминается и св. Феодор Тирон, и свв. сорок Севастийских мучеников). Хорошо знает он и строй церковной службы. Мало кто из современных людей без комментария сможет понять, например, его выражение из рассказа «Подземное село»: «Как заблаговестили к Достойной». А Даль знал, что во время освящения Даров на Божественной Литургии установлено «благовестить к Достойну, чтоб этот звон возбуждал к большему благоговению находящихся в храме…». (Историческое, догматическое и таинственное изъяснение Божественной Литургии. Составлено Иваном Дмитревским. М., 1993. С. 308. Даль не совсем верно пишет «к Достойной», в то время как нужно — «к Достойну».)
Народное православие
Окунаясь в глубину народной жизни, Даль хорошо узнал так называемое «народное православие» — и описывал его во многих своих произведениях. Некоторые из них строятся на переложении тех народных религиозных рассказов, которые по своему духу восходят к «Лавсаику» епископа Еленопольского Палладия. Так, например, в «Архистратиге» пересказана известная христианская народная легенда о чуде неожиданного спасения человека св./Архистратигом Михаилом. В/некоторых вариантах этой народной легенды вместо Архистратига Михаила действуют Ангелы, назвавшиеся «Средой» и «Пятницей» и в аналогичных обстоятельствах спасшие жизнь старушке, которая всегда чтила среду и пятницу и не принимала в эти дни скоромной пищи.
Чувствуется, что знал Даль и жития святых. В таких рассказах, как «Правда» и «Нищий», он выводит героя, странника-старичка, который неожиданно является заблудшему, запутавшемуся в жизни человеку и своим примером, своей чудесной помощью выводит человека на прямые, честные пути жизни. Совершенно очевидно, что хотя Даль и не называет этого героя иначе как «старичок», перед нами — святитель Николай Чудотворец. Не кто иной, как святитель Николай, не является в русском фольклоре таким верным и сильным помощником и заступником человека, в особенности души заблудшей, погибающей (вспомним хотя бы былину о Садко, в которой святой Николай Угодник буквально вырывает погибающую душу героя из лап беса — подводного царя). Естественно, что такие рассказы Даля каждый раз включают в себя элемент чудесного, — но не как выдумки или фантазии, а как реального духовного бытия и народного опыта.
Любопытна и по-своему актуальна жанровая картинка под названием «Октябрь». Помещик Руф Садокович, человек неординарный, своею властью и нравственным авторитетом решает сложный вопрос: заставляет девушек одного села отступить от нелепо сложившейся традиции — всем идти в монастырь. Он выдает их замуж за молодых парней того же села — путем жребия. Жребий в данном случае — не чудачество, а Божий Промысел. Очевидно, Даль понимал всю нелепость и опасность такой ложно понятой духовности, когда все молодые девушки уходят в монастырь и становятся «черничками». Монастырь — венец духовности народа. Но держится страна, прежде всего, крепким миром, духовно крепкой семьей. Стране нужна чистая монашеская молитва. Но это удел немногих. Нужны ей и роженицы-матери, и воины-отцы. Нужно будущее — малые дети. Духовность Даля не восторженно-мечтательная, а трезвая, вполне в духе русского «Домостроя».
Благодаря П.И. Мельникову-Печерскому мы и узнали многое о скрытой для иных духовной жизни Даля. Еще в 1848 году он выслал свой «давнишний опыт перевода Евангелия» М.П. Погодину. А в 1860-е годы, когда все заговорили о необходимости народного образования — всеобщего обучения грамоте, Даль напомнил, что грамотность должна быть неотрывно связана с нравственностью — иначе выйдет одна беда. Он стал готовить уникальное издание — Библию для народного чтения. По воспоминаниям Мельникова-Печерского, он стал заниматься переложением «Моисеева Пятикнижия» («Бытописания») применительно к понятиям русского простонародья. «Еще в 1869 году он читал мне отрывки из “Иисуса Навина”, “Судей” и “Царств”…»
Воцерковление
Воспоминания Мельникова-Печерского подтверждают, что Даль вполне осознанно принял православие, так как считал, что в Православной церкви сохраняется вся полнота Истины. «В одной из бесед со своим другом-учеником он сказал: “Самая прямая наследница апостолов, бесспорно, ваша греко-восточная церковь, а наше лютеранство дальше всех забрело в дичь и глушь. Эти раскольники (Чистое Поле и его окрестные селения населены раскольниками) несравненно ближе ко Христу, чем лютеране. Лютеране — головеры. По учению Лютера: «Веруй только во Христа, спасешься ты и весь дом твой», — добрых дел, значит, не нужно. Эдак не один благоразумный в Евангелии упоминаемый разбойник, но и всякий разбойник с большой дороги в царство небесное угодит, если только верует во Христа. Римское католичество в этом отношении лучше протестантства, но там другая беда, горшая лютеранского головерия, — главенство папы, признание смертного и страстного человека наместником Сына Божия. Православие — великое благо для России, несмотря на множество суеверий русского народа. Но ведь все эти суеверия не что иное, как простодушный лепет младенца, еще неразумного, но имеющего в себе ангельскую душу. Сколько я ни знаю, нет добрее нашего русского народа и нет его правдивее, если только обращаться с ним правдиво... А отчего это? Оттого что он православный... Поверьте мне, что Россия погибнет только тогда, когда иссякнет в ней православие... Расколы — вздор, пустяки; с распространением образования они, как пыль, свеются с русского народа. Раскол недолговечен, устоять ему нельзя; что бы о нем ни говорили, а он все-таки не что иное, как порождение невежества... Пред светом образования не устоять ни темному невежеству, ни любящему потемки расколу. Суеверия тоже пройдут со временем. Да где же и нет суеверий? У католиков их несравненно больше, а разве протестантство может похвалиться, что оно совершенно свободно от суеверий? Но суеверие суеверию — рознь. Наши русские суеверия имеют характер добродушия и простодушия, на Западе не то; тамошние суеверия дышат злом, пахнут кровью. У нас непомерное, превышающее церковный закон почитание икон, благовещенская просфора, рассеянная вместе с хлебными зернами по полю ради урожая, скраденная частица Святых даров, положенная в пчелиный улей, чтобы меду было побольше, а там — испанские инквизиции, Варфоломеевские ночи, поголовное истребление евреев, мавров, казни протестантов!” Так говаривал он много раз и впоследствии, и чем более склонялись дни его, тем чаще».
Мельников-Печерский сразу после смерти Даля вспоминал: «Помню раз, года четыре тому назад, прогуливались мы с ним по полю около Ваганькова кладбища. Оно недалеко от Пресни, где жил и умер Владимир Иванович.
— Вот и я здесь лягу, — сказал он, указывая на кладбище.
— Да вас туда не пустят, — заметил я.
— Пустят, — отвечал он, — я умру православным по форме, хоть с юности православен по верованиям.
— Что же мешает вам, Владимир Иванович? — сказал я. — Вот церковь...
— Не время еще, — сказал он, — много молвы и говора будет, а я этого не хочу; придет время, как подойдет безглазая, тогда... — И тут же поворотил на шутку: — Не то каково будет моим тащить труп мой через всю Москву на Введенские горы, а здесь любезное дело — близехонько».
Осенью 1871 года с Владимиром Ивановичем случился первый легкий удар. После этого он пригласил православного священника, принял православие и причастился Святых Христовых Тайн по православному обряду. В.И./Даль скончался 22 сентября/4 октября 1872 года и был похоронен на Ваганьковском кладбище. Как он и предполагал.
Переход Владимира Ивановича Даля под кров Православной церкви закономерен и логически завершает его яркую и до сих пор мало оцененную судьбу. В самом деле, невозможно представить себе, что автор «Толкового словаря» и «Пословиц русского народа», автор «Ильи Муромца» и «Архистратига» не мыслил и не чувствовал как истинно русский и православный человек.
