Готовился ли русский генералитет заранее к свержению государя Николая II? Правомерно ли обвинять генерала Алексеева и главнокомандующих фронтами в организации антиправительственного заговора в феврале 1917 года? Оказали ли какое-либо серьезное давление телеграммы главнокомандующих фронтами на решение царя? Кто мог тогда предсказать такой быстрый и трагический финал русской монархии?
Как и любая другая, история России соткана из клубка заговоров и интриг. Не последнее место занимают в нем трагические события 1917 года. Падение династии, приход к власти Временного правительства, большевистский переворот: тема для многих научных и псевдонаучных дискуссий. На одной из них остановимся подробнее. Некоторые историки (И.П. Якобий, В.С. Кобылин и П.В. Мультатули) высказывают версию военного или генеральского заговора как первопричину отречения Николая II. Так ли это было?
Обвинение
Итак, в организации государственного переворота с целью захвата власти и установлении военной диктатуры подозревается начальник Штаба Верховного главнокомандующего генерал Михаил Васильевич Алексеев, главнокомандующий Северным фронтом генерал Николай Владимирович Рузский, главнокомандующий Юго-Западным фронтом генерал Алексей Алексеевич Брусилов, главнокомандующий Румынским фронтом генерал Константин Вячеславович Сахаров, главнокомандующий Западным фронтом генерал Алексей Ермолаевич Эверт.
Разработка версии
Для доказательства или опровержения данного факта необходимо как можно точнее воссоздать картину происшествия, а именно проследить ход восстания в Петрограде и выделить факторы, способствующие отречению государя.
Итак, шел февраль 1917 года, на фронте было временное затишье. В Ставке Верховного главнокомандующего велась подготовка к новому наступлению, которое должно было начаться 1 мая. Но 25 февраля в шестом часу вечера генерал Алексеев получает срочную телеграмму от начальника Петроградского военного округа генерала Хабалова, в которой он рапортовал о том, что «вследствие недостатка хлеба на многих заводах Петрограда возникла забастовка». 25 февраля попытки рабочих проникнуть на Невский проспект успешно рассеивались при помощи правительственных войск. 26 февраля в Ставку приходят две противоречивые телеграммы от генерала С.С. Хабалова и председателя Государственной думы М.В. Родзянко. В первой, принятой в 13 часов 40 минут, начальник Петроградского военного округа сделал краткий отчет о происшествиях в городе за последние двое суток. Подводя итог сложившейся обстановки, Хабалов резюмирует: «Сегодня, 26 февраля, с утра в городе спокойно».
Но в 22 часа 22 минуты приходит телеграмма от М.В. Родзянко, в которой он сообщил совершенно противоположные сведения о событиях в столице: «На улицах происходит беспорядочная стрельба. Части войск стреляют друг в друга». Далее Родзянко выдвигает ряд политических требований, которые, по его словам, будут способствовать урегулированию сложившейся ситуации. Одно из них: царь должен издать Манифест, в котором бы он назначил диктатора для формирования нового ответственного министерства. В ответ на это главнокомандующие фронтами поспешили доложить царю о своем мнении по поводу выхода из сложившегося кризиса.
Генерал Эверт высказывал опасение, что из-за перебоев с подвозом продовольствия вследствие забастовки железнодорожных служащих волнения могут перекинуться и в действующую армию. А.Е. Эверт предлагал военный способ решения проблемы — подавить восстание силами отозванных с фронта воинских частей.
Генерал Н.В. Рузский в своей телеграмме писал «о крайней необходимости принятия срочных мер, которые могли бы успокоить население и вселить в него доверие и бодрость духа, веру в себя и свое будущее… При существующих условиях меры репрессий могут скорее обострить положение, чем дать необходимое длительное умиротворение».
Сам же Николай II поначалу не воспринял всей серьезности сложившейся в Петрограде ситуации. По свидетельству начальника охраны царской семьи А.И. Спиридовича, Николай II телеграмму Родзянко прочел, а затем показал ее графу В.Б. Фредериксу и В.Н. Воейкову, сказав при этом графу: «Опять этот толстяк Родзянко мне написал разный вздор, на которой я ему не буду даже отвечать». А в своем дневнике государь записал: «В Петрограде начались беспорядки… к прискорбию, в них стали принимать участие и войска».
Как видно, царь не поверил паническим посланиям Родзянко с его мольбами о политических уступках и потому доверил сношения с ним генералу Рузскому и положился на военный способ умиротворения столицы. Вследствие чего генералу Н.И. Иванову, по приказу государя назначенному 28 февраля главнокомандующим войсками Петроградского военного округа с особыми полномочиями, были выделены дополнительные силы для подавления беспорядков — Николай II отдал приказ о снятии нескольких частей с Западного и Юго-Западного фронтов. Но уже 1 марта из-за восстания в Москве, опасаясь возможной революционизации данных войск, царь отменил свое распоряжение.
Итак, военный способ решения возникшей проблемы был признан рискованным. Теперь ставка была сделана на политиков. Второго марта царь телеграфирует М.В. Алексееву о том, что представленный М.В. Родзянко проект Манифеста можно утверждать. Но данное высочайшее решение уже не отвечало сложившейся обстановке — было слишком поздно, так как еще 1 марта при разговоре с генералом Рузским Родзянко утверждал, что время упущено и созданием ответственного министерства народные чаяния не утолить. «С болью в сердце» Родзянко констатировал, что «грозное требование отречения в пользу сына, при регентстве Михаила Александровича, становится определенным требованием». Когда возникло опасение насчет возможности раскола в армии и массового перехода воинских частей на сторону бунтующих, Родзянко в очередной раз был вынужден выступить связующим звеном между главнокомандующими фронтами. В своей телеграмме он призывает главнокомандующих поддержать требования об отречении от престола в пользу сына и при регентстве великого князя Михаила Александровича, выдвинутые им Николаю II. Свое требование Родзянко мотивирует идеями спасения династии, армии и независимости России. Здесь нужно помнить: в это время продолжалась Мировая война, и командующие фронтами считали, что именно успешное ведение боевых действий было приоритетным для государства. И теперь, когда перебои с поставками вооружения и, главное, продовольствия для армии грозили самыми печальными последствиями для фронта, когда в руках восставших оказался не только Петроград, но и Москва и Кронштадт, выбор у генералитета был невелик. Все пять главнокомандующих фронтами и генерал М.В. Алексеев в своих телеграммах на имя Николая II «высказались за отречение государя императора от престола». Вечером 2 марта 1917 года государь Николай Александрович подписал Манифест с отречением.
Казалось бы, можно говорить о существовании некоего «генеральского сговора». Но был ли это заговор? Иначе говоря, готовился ли русский генералитет заранее к свержению государя Николая II? Документы свидетельствуют, что генералы действовали сообразно обстановке и никаких заранее оговоренных намерений в их действиях не было. Кроме того, встает еще один вопрос: оказали ли какое-либо серьезное давление телеграммы главнокомандующих фронтами на решение царя? Наверное, оказали, ведь получается, что царь остался без поддержки армии. Однако русские генералы не настаивали на отречении Николая, более того, они отдавали право решать этот вопрос самому царю и лишь согласились с его решением исходя из своего понимания целесообразности.
Вот что пишет в своих воспоминаниях очевидец данных событий генерал-квартирмейстер Штаба Верховного главнокомандующего Ю.Н. Данилов: «Временным Комитетом Членов Государственной Думы, Ставкой и Главнокомандующими фронтами вопрос об отречении… трактовался во имя сохранения России и доведения ею войны до конца, не в качестве насильственного акта или какого-либо революционного “действа”, а с точки зрения вполне лояльного совета или ходатайства, окончательное решение по которому должно было исходить от самого Императора. Таким образом, нельзя упрекать этих лиц, как это делают некоторые партийные деятели, в какой-либо измене или предательстве. Они только честно и откровенно выразили свое мнение, что актом добровольного отречения Императора Николая II от Престола могло быть, по их мнению, обеспечено достижение военного успеха и дальнейшее развитие русской государственности. Если они ошиблись, то в этом едва ли их вина».
Конечно же, Николай II сомневался в верности своего решения. Он предчувствовал, чем оно может обернуться для государства. По прошествии лет, уже в советской России, Брусилов приводит интересный разговор с генералом Рузским: «Он показывал нам собственноручную записку Государя, — пишет Брусилов, — в которой он колебался, хотел задержать отречение от престола… Но было поздно, телеграф уже разнес Манифест по всей стране».
Финальная стадия расследования. Анализ правомерности обвинения
И все же, правомерно ли обвинять генерала Алексеева и главнокомандующих фронтами в организации антиправительственного заговора в феврале 1917 года? Как говорилось выше, на первые запросы Родзянко Ставка не реагировала, поручив переписку с ним генералу Рузскому. В это время в Петрограде было введено военное положение и отдан приказ об отправке воинских частей с фронта. Данный эпизод сам по себе способен опровергнуть версию о «заговоре генералов» и свидетельствует о готовности со стороны генералитета подавить смуту. Разве могут «заговорщики» вместо того, чтобы арестовать беззащитного государя в Ставке, начать сложный процесс вывода частей с фронтовых позиций для подавления революционных выступлений? Версия о том, что этот маневр был призван отвлечь внимание Николая II в тот момент, пока Алексеев и Рузский устанавливали контакт с властями революционного Петрограда, сомнительна, так как обо всех переговорах с М.В. Родзянко М.В. Алексеев сразу же информировал государя. Итак, Ставка готовила силы для удара по революции, но перебои с телеграфной связью и железнодорожными поставками на фронт затрудняли руководство войсками. В этой обстановке не заставил себя ждать переломный момент Февраля — мятеж в Москве и Кронштадте. На фоне этих событий генерал Алексеев уговаривает Николая II пойти на некоторые уступки и объявить о введении ответственного министерства взамен «смены министров». Родзянко на это предложение отвечает, что уступки запоздали, и впервые высказывает мысль об отречении государя. Генералам в тот момент казалось, что единственный выход для спасения монархии — пожертвовать монархом. Но, наверное, в чем можно упрекнуть «обвиняемых», так это в том, что они смирились с перспективой отстранения Николая II от власти и дали свое «верноподданническое» согласие на это.
Однако кто из них мог тогда предсказать такой быстрый и трагический финал русской монархии?
Думается, что вывод таков. Инициатива «заговора» исходила только от политиков. Считать генерала Алексеева «руководителем заговора», а Ставку — его «центром», неправомерно. Военные готовились, ради победы на фронте, к введению чрезвычайного положения в тылу. А.А. Брусилов подготовил к отправке в столицу части Юго-Западного фронта. Но поскольку в Петрограде, Москве и Кронштадте властные, административные структуры распались, не на кого было опереться, а бунт разрастался, то политические расчеты взяли верх над государственными интересами. А у русского генералитета, старавшегося все-таки не заигрываться в политические игры, не оказалось в этой ситуации политического лидера, политического вождя, на которого военная элита могла рассчитывать, которого она могла бы поддержать. С.Е. Трубецкой по этому поводу писал: «Отречение Государя Императора наша армия пережила сравнительно спокойно, но отречение Михаила Александровича, отказ от монархического принципа вообще произвел на нее ошеломляющее впечатление: основной стержень был вынут из русской государственной жизни; короткое время, по силе инерции, все оставалось как будто на месте, но скоро все развалилось».
Приговор
«Заговора генералов» в феврале 1917 года не было. Но поначалу командующие фронтами не предприняли решительных шагов по защите государя и государства. Впрочем, они и не имели такой возможности, ибо вывести боевые части с фронта для подавления революционных бунтов — дело очень непростое. События же в Петрограде и Москве развивались стремительно. В итоге, когда встал вопрос об отречении государя, генералы уже были готовы пожертвовать им, ибо надеялись таким образом спасти монархию и государство. И тем самым внесли свою лепту в те трагические последствия, которые нам известны… Все-таки, когда генералы начинают заниматься политикой…
