Когда-то «иноземцам строжайше запрещался доступ в Эфиопию. Впрочем, и сейчас о ней, об ее истории, нравах, обычаях и языке жителей, а также о соседних племенах, живущих южнее и западнее Эфиопии, мы знаем мало. Первым путешественником и исследователем, прошедшим Каффу из конца в конец и составившим подробное ее описание, был русский офицер Александр Ксаверьевич Булатович» (Кацнельсон И. С. «А. К. Булатович – гусар, землепроходец, схимник»).
Продолжаем публикацию эфиопского дневника журналиста, путешественника, автора проекта «Диалог со всем миром» Леонида Круглова.
Продолжение. Начало в № (1) 21 за 2008 г.
Из дневника Булатовича:
Западные области, куда я направился, были мною выбраны потому, что в этом направлении Эфиопия почти еще совершенно не исследована. Только три европейца побывали до сих пор по ту сторону реки Дидессы… То, что вся юго-западная часть Эфиопской возвышенности была до сих пор совершенно не изучена, произошло не столько от недостатка желающих, не столько из-за естественных непреодолимых трудностей такого исследования, сколько оттого, что этот край представлял ряд независимых галласских племен, куда проникнуть можно было только через Шоа, а это, ввиду постоянных войн абиссинцев с галласами, было невозможно.
Из дневника Круглова.
Гора Бонга-Шамбата:
Сначала они не хотели с нами идти, но потом согласились немного проводить наверх. Оказывается, местные жители стараются на эту гору не ходить. Она священна с незапамятных времен… Все три девушки – собирательницы хвороста – перешли на шепот и тихонько бредут за нами. Тропинка довольно хорошо видна, пока она не упирается в гигантское поваленное дерево. Дальше тропа распадается на веер почти невидимых путей, и мы входим под полог деревьев-великанов. Это самый верх горы – он довольно ровный, и где-то здесь был раньше языческий храм и место для жертвоприношений. Девочки шепотом подтверждают – да, это самый верх, – но у меня почему-то другое ощущение… Мы возвращаемся против собственного движения назад, но уже по густому лесу… Здесь, скрытый густой растительностью, возникает еще один маленький холмик, пирамидка, надстроенная природой. Все бережно укутано лианами и изумрудной растительностью, почти ничего не видно, но ногами чувствуется, что идем вверх. Листья, похожие на уши слона, прикрывают основание какого-то строения – точнее, того, что от него осталось, – его каменные опоры. Кажется, это и есть самая высокая точка горы и здесь был храм. Еще немного кружимся здесь, а потом выныриваем из бирюзового пространства в темно-зеленый омут… Кажется, дорога здесь все-таки есть. Невидимая дорога. Осторожно обходим густые заросли с колючками и попадаем на склон, поросший древними, почти сказочными деревьями – густо разросшимися, с мощными кронами. Сквозь их густую листву пробиваются лишь отдельные лучики солнца и висят в зеленоватом полумраке, как свечи, сотканные из золотистого света. В дальнем конце пространства открывается Древо. Оно еще больше и мощнее других, плотно охватывает землю корнями и вздымает увитое античными мускулами тело вверх, туда, где раскинулась и смешалась с воздухом густая крона… Удивительно, но этот гигант абсолютно незаметен со стороны! Но какая сила – и какая скромность! Медленно приближаюсь и, обходя его неохватный ствол, натыкаюсь на древнюю надпись… Она высечена косыми, сверху вниз, уверенными взмахами. Проводник переводит со староэфиопского – «Иисус Христос – наш господин»… Невидимая дорожка уводит нас дальше, в густые кусты, и тут открывается довольно явная, хорошо утоптанная тропинка. Интересно, кто ею тут пользуется?
Из дневника Булатовича:
На организацию каравана у меня ушло 7 дней. Я купил 18 мулов и несколько лошадей, вьючные седла. Всех слуг у меня набралось 30 человек. Ружей, считая и лично мое, было всего 19. 27 декабря, с громкими и веселыми песнями мы около 12 часов дня оставили город. Впереди простирались необозримые пространства. Там, вдали, неисследованные области, полные нераскрытых загадок. Цель похода я сохранял в тайне.
Из архивов:
Государство Каффа – «африканский Тибет» – возникло в конце XIII века. Оно было основано народом гонга, который с тех пор начал называть себя каффичо. Все, кто отваживался приблизиться к границе этого царства, были немедленно изгнаны или убиты. Веками каффичо тщательно скрывали от посторонних свою жизнь, предания и обычаи. В Cредние века каффичо вошли в состав Эфиопской империи. Когда Эфиопия была разорена племенами оромо, только Каффа сумела сохранить независимость и даже преумножить свое могущество, – в основном благодаря чудесным зернам кофе, впервые обнаруженным именно в Каффе. Завоевать эти земли удалось только в 1896 году эфиопскому полководцу Вальде Георгису, причем еще год он гонялся по лесам за каффским царем Гаки Шерочо и его священной короной с тремя золотыми фаллосами.
В разное время всего пять европейцев появлялись в Каффе, однако ни проникнуть в глубь ее территорий, ни задержаться надолго никто из них не смог. Булатович оказался первым белым человеком, прошедшим всю Каффу, да еще с пятнадцатитысячным войском знаменитого эфиопского полководца Вальде Георгиса.
Из дневника Круглова. Каффа, Андрачи:
Мощный поток каким-то чудесным образом сжимался и протискивался сквозь игольное ушко пещеры. Не очень нравилось ему это каменное кольцо, но подчиняясь, пенистые бугристые волны хмуро клокотали у входа, пригибаясь под каменным сводом, а затем, соприкоснувшись с первыми мшистыми валунами, успокаивались. Мощь его при этом никуда не девалась, а лишь стократно усиливалась, получив направление… Мы вошли под своды пещеры, миновав узкий лаз со знаком…
Сначала перед нами предстала упругая, как гигантский питон, река, сдерживаемая мощью самой твердой в мире земли, но потом перед нами оказался прозрачный нерв, прикрытый мускулами. Мы были внутри. Мускулы и нервы замерли в своем хрупком равновесии, прикрытые только воздухом. Напитанный влагой, он наполнял и… раздвигал своды пещеры, не давая им соприкасаться с беззащитной мощью. Мне показалось, что наше муравьиное присутствие может нарушить хрупкое равновесие этих борющихся и поддерживающих друг друга исполинов… и нужно быть очень и очень осторожными… Точка равновесия была где-то совсем рядом. Дотронешься, неосторожно дохнешь – и все сдвинется, сместится, изменится; и повлечет за собой непостижимое…
Из дневника Булатовича. Андрачи:
В воскресенье, 11 января, на заре я отправился в церковь. Это большое круглое здание, крытое соломой, крышу поддерживают толстые деревянные колонны. Когда настало время освящения Святых Даров, один из дьяконов вышел перед Царские врата и, низко опустив голову, стал звонить в небольшой медный колокольчик. Затем началось оплакивание страданий и смерти Христа. Я заметил, что у священников действительно лились слезы. По окончании обедни начался молебен, во время которого дабтары запели хвалебные молитвы. Мало-помалу медленный темп песни начал ускоряться, певцы все более и более воодушевлялись, удары в барабан участились и усилились, побрякушки замолкли, и раздалось хлопанье в такт в ладоши. Воодушевление перешло в экстаз. Певцы приседали в такт песне, некоторые вышли на середину церкви со своими в человеческий рост длинными посохами, и начался священный танец. Плясавшие поднимались на носки, опускались в такт песни, опять поднимались и, вытянув руки, плавно двигались. Глаза их, обращенные в небо, горели… Богослужение произвело на меня неизгладимое впечатление. Темная, похожая на сарай церковь, убогая, нищенская обстановка, но какой экстаз, какая сила веры у этих черных христиан! Воображение невольно перенесло меня в первые века христианства…
Из архивов:
Через несколько дней Вальде Георгис послал за Булатовичем, чтобы обсудить с ним план действий. В кабинете, прямо на полу, разложили карту, рас внимательно изучил ее и спросил: «Почему там, куда мы идем, нет ни надписей, ни гор, ни рек?» – «Потому что эти места еще никем не исследованы», – ответил Булатович. Вальде Георгис надолго задумался. Его армия живет в походе только добычей. А что, если эти места окажутся необитаемыми, чем он будет кормить своих солдат? Но посылать разведчиков не было времени. И Вальде Георгис решительно заявил: «Трудное дело предстоит нам, но я уповаю на бога Менелика, который мне поможет. Для утверждения же престола Менелика я положу все свои силы и с радостью пожертвую своей жизнью».
Вскоре войско раса перешло границу Эфиопии. Дальше начинались неизвестные земли, и никто не знал, кто населяет их и как поведут себя местные жители при встрече с эфиопскими солдатами. Передовой отряд, в числе которого был и Булатович, вскоре обнаружил в густом лесу несколько засек.
Из дневника Булатовича:
С трудом подвигались мы по узкой тропинке густого леса, то и дело перебирались через нарочно поваленные неграми громадные деревья. При переходе через одну из засек, совсем рядом с нами, раздались тревожные звуки рога, заставившие нас остановиться и схватиться за оружие. Щелкнули наши затворы. Напрягая зрение, мы вглядывались в пространство, чтобы разглядеть в чаще леса противника. В ответ на первый рог раздались вдали другие. Наконец все смолкло, и только слышно было, как почти рядом с нами пробираются в кустах какие-то люди.
Из дневника Круглова. Люди Сурма:
Обнаженные великаны шли вдоль разбитой колеи. За плечами у них болталось окровавленное мясо. Мы оказались совсем не готовы к этой встрече, но почему-то поспешно выскочили из защитной скорлупы авто. Иссиня-черная кожа некоторых великанов была вымазана белой глиной, и на этих овалах сверкали красные глаза. Великаны подошли и встали вокруг нас, оперевшись на дубины, глядя в упор, как сытый лев смотрит на пасущихся антилоп.
Из дневника Булатовича:
После каждой разведки рас встречал меня вопросами: «Нашлась ли дорога? Винтил ли ты солнце? (Дословно: "смотрел на солнце сквозь прибор".) Много ли осталось нам идти градусов?» И каждый раз мне приходилось отвечать, что впереди у нас столько же пути, как накануне.
Солнце заходило, и наступало время вечерней молитвы. Один из мальчиков-пажей, встав перед молящимися, вынул из кожаного футляра образ и бережно снял красный шелковый платок, которым он был обернут. То была икона Богоматери московской работы; при виде ее все поклонились до земли. Началось молебствие, называемое Удасье Мариам, то есть Славословие Богородицы; священники про себя читали установленные молитвы; большинство присутствующих знало их наизусть и шепотом повторяло за священниками… Чудное впечатление производила эта молитва. Словно на корабле, затерявшемся в беспредельном океане, казалось, были мы с отрядом среди этих неведомых земель… кто из нас здесь останется, кто вернется?
Из дневника Круглова. Кидулуи:
Все собрались вокруг второй хижины Арипулы. Сначала на шкурах расселись мужчины племени, потом протиснулись самые смелые мальчишки, и только потом, уже в полной темноте, возникли звонкие девичьи голоски. Арипула устал и улегся прямо на шкуру, рядом, повторяя его изгиб, примостился сын и за ним все мальчишки племени. Девушки, одна за другой, как опята в корзину, уселись на шкуры с другой стороны. Мы оказались как бы в центре композиции, и тут они запели… Сначала неуверенно, стесняясь и перебивая друг друга, а потом все смелее, свободнее и как будто уже для самих себя. С каждой новой песней нарастало ощущение, что мы здесь уже не чужие, что нас приняли, – от радости хотелось подпевать им или хотя бы двигаться с ними в ритм…
Из дневника Булатовича:
Жители этих гор не походят ни на одно из известных мне племен. Черты лица красивые и правильные, глаза выразительные, осмысленные. Все большого роста, крепкого сложения, с сильно развитой мускулатурой. Совершенно голые, мужчины разукрашены большими браслетами из железа и слоновой кости. У воинов правая часть груди и рука татуированы в виде прямых параллельных полос с узорами внизу. Операция эта, как я потом узнал, производится раскаленным ножом и должна быть очень мучительной. Край уха у всех широко прорезан, и в него вставлены большие деревянные серьги в виде диска, дюйма полтора в диаметре. Вооружение состоит из большого копья и круглого кожаного щита.
Из дневника Круглова. Сурма. Битва:
Они собрались в круг и начали песню. Один задает ритм и смешно подпрыгивает, крича неожиданно тонким, будто детским голоском, остальные рычат и бегут за ним. Может поэтому мне не страшно на поле боя? Может потому, что чувствую в них такие же мальчишеские восторги, как и в детстве, когда мы собирались на хоккейный матч во дворе. Совсем не страшно, хотя люди вокруг не похожи на безобидных мальчишек из моего детства. Все огромного роста, с красными глазами и с «калашниковыми» на плечах.
Круг постоянно колеблется, хаотично сжимается и растягивается. Хочется быть в центре событий, и я постепенно протискиваюсь вперед. Никто не возражает, все увлечены действием и на меня совсем не обращают внимания. Я чувствую, что начинаю сливаться с толпой, с потоком… и что главное – не бояться… ведь они это сразу почувствуют…
Страх совсем пропадает… я их теперь тоже очень хорошо чувствую… Палки со свистом мелькают в воздухе. Но, оказывается, никто не стремится ударить другого побольнее, наоборот – все очень благородно и даже по-рыцарски благородно. Если один из бойцов хотя бы привстает на одно колено, бой тут же прекращается… Жуткие гримасы и позы – это все игра. Замечаю, как многие обнимаются, и это после серии стремительных ударов… вот кто-то помогает встать своему противнику…
Я чувствую, что реальной агрессии тут нет. Турнир, соревнование, разбитые головы… но агрессии не чувствуется. В воздухе только азарт… Точнее, у отдельных персонажей она все же есть, и именно они дерутся наиболее ожесточенно, и именно на них собирается посмотреть больше всего народа.
Эти бойцы, оказывается, враждуют уже давно, и соревнование для них превратилось в вендетту… Это уже другая история, тут можно ждать чего угодно, и я вспоминаю слова супруги миссионера из Тулгита: «Последнее время происходит что-то странное… все больше приносят убитых и сильно израненных после донги… Люди все чаще решают, на чьей стороне победа, – при помощи "калашниковых". Кровь за кровь – споры начинаются из- за пустяков, из-за неправильного решения судей, как считают побежденные, а потом обиды тлеют еще очень долго. И в следующий раз бойцы снова и уже прицельно сходятся в бою, но… не помня даже, из-за чего так ненавидят противника. И убивают своих же родственников… Раньше так не было, это оружие… его теперь так много… и искушение использовать его растет».
Настоящие бойцы спокойны. Они обматываются многометровыми жгутами ткани и выжидают таких же профессионалов из другого клана. Им спешить некуда, хотя в такой жаре, в такой обмотке потеют они нещадно. Но спокойны и хладнокровны!
Из дневника Булатовича:
Чем дальше мы подвигались, тем бесплоднее казалась местность. Угрюм и суров, но вместе с тем замечательно красив был ее пейзаж. Кругом гранитные скалы самых причудливых форм, и только одни камни всевозможных оттенков – от розового до темно-серого – виднелись вокруг. Обстановка похода была самая необычная: это был не столько поход, сколько географическая экспедиция пятнадцатитысячного отряда по абсолютно неизвестной земле.
Главнокомандующий пригласил меня к себе в палатку и сказал: «Мои солдаты храбры, любят войну, но не терпят пустыни. Куда бы я их ни стал посылать, они будут возвращаться с одним и тем же ответом: идти дальше невозможно. Только за мной они еще пойдут вперед. Но куда?» «Наше положение не так безнадежно», – доложил я командующему. «Недалеко позади нас богатая хлебом земля, мы можем оставить там больных, раненых и большую часть отряда, а с отборными людьми двинуться дальше. Может быть, Мену не так далеко, как кажется. Если на юге мы найдем густонаселенную местность, мы устроим там второй опорный пункт и пойдем дальше». Главнокомандующий слушал меня с большим вниманием и сказал: «Твои слова вошли мне через уши в сердце». Назавтра он решил созвать военный совет.
Из дневника Круглова:
Мой напарник Сергей Вертелов серьезно болен, чем – неизвестно. Третий день высокая температура и больше ничего. Ему придется остаться и вернуться в поселок, где он сможет сделать анализ крови. У Ферео, нашего проводника и переводчика, завелись червячки под ногтями. Он тоже не хочет идти дальше. Разбитая автомобильная колея закончилась, впереди первобытные пространства и племена, не имеющие контакта с нашей цивилизацией, еще дальше безводная пустыня, где армия Менелика потеряла треть личного состава, а еще дальше вообще полная неизвестность. Поворачивать назад, пока еще есть возможность, уехать отсюда на джипе, – или идти дальше с проводниками-дизи, навьючив канистры с водой на мулов, – вперед, через иссушенный солнцем и ветром горный хребет?
Я понимаю только одно – чтобы идти дальше, нужно попрощаться со всем привычным, забыть про дом, про все, что осталось за спиной, попрощаться со всем, что дорого, – и вот так, налегке, идти вперед… чтобы нечего было терять…
Еще я понимаю, что сейчас лучше ничего не планировать и ни на что не надеяться, жить одним днем, одним часом, одной минутой, – впереди может быть все, что угодно.
Итак, подводя итог, – впереди неизвестность. Полная неизвестность, во всей своей первозданной красоте и единстве, где можно потерять все или потеряться самому. Но отчего, интересно, нарастает такая радость внутри?
При подготовке текста об экспедиции А. Булатовича использованы материалы Центрального военного архива, а также книги И. С. Кацнельсона «А. К. Булатович – гусар, землепроходец, схимник»
