Мысль о том, что язык связан с духовной жизнью народа, говорящего на этом языке, издавна волновала ученых. В конце XVIII – начале XIX вв. эта мысль нашла яркое воплощение в трудах немецкого филолога Вильгельма фон Гумбольдта (1767–1835), который много писал о языке как об «объединенной энергии народа», о влиянии «характера языка на субъективный мир», о том, что «в каждом языке заложено самобытное миросозерцание». Развитие этих идей можно найти в трудах отечественных лингвистов и философов: А.А. Потебни (1835–1891), А.Ф. Лосева (1893–1988) и других, в лингвистических дискуссиях ХХ века о связи межъязыковых различий со своеобразием культур, языка с мировосприятием нации (или этноса как национального образования любого типа – нации, народности, национальности). В современной науке сложилось понимание, с одной стороны, универсальности познавательных (когнитивных) механизмов человеческого восприятия мира и использования языка во всех его функциях, а с другой – зависимости отраженной в языке и формирующейся посредством языка картины мира от исторического опыта и культурно-национальных черт этноса.
Картина мира определяется как совокупность знаний человека о мире, система жизненных ори-ентиров, культурных установок и стереотипов, этических ценностей, систематизированных и интегрированных в некое целое. Национальная картина мира проявляется в общих представлениях людей, принадлежащих к одному этносу, о действительности; в их однотипных реакциях на типичные ситуации, в сходных оценках и суждениях, в пословицах, афоризмах, поговорках. В языке запечатлена наиболее существенная и важная часть этих общих представлений, поэтому говорят о языковой картине мира, которая выступает как своего рода «коллективная философия», – язык ее «навязывает» в качестве обязательной всем носителям этого языка. Вот почему считается, что язык дает важные сведения о специфике национального мировосприятия и национального характера.
Приведем конкретный пример, иллюстрирующий языковые свидетельства различий в духовной сфере народов, говорящих на разных языках, – пример разной сочетаемости и употребительности двух слов со сходным значением в русском и английском языках: русского «душа» и его английского эквивалента «soul». В словаре В. Даля у слова «душа» выделяется несколько значений: 1) бессмертное духовное существо, одаренное разумом и волею; 2) человек с духом и телом; 3) человек без плоти, бестелесный, по смерти своей; 4) жизненное существо (т.е. сущность. – Е.П.) человека. Именно такое представление о «душе», по мнению многих филологов, присутствует в русской культуре и отражается в русском языке. В русском языке слово «душа» значительно частотнее, чем в английском языке «soul». Большая часть русских устойчивых выражений с этим словом (а их в русском языке более пяти десятков, например: вкладывать душу во что-то, залезть в душу кому-либо, работать со (всей) душой, кривить душой, от (всей) души, всеми силами души, душа нараспашку) на английский язык переводится без слова «soul». Нередко эквивалентом выступает «mind» (рассудок, разум, ум), например: душевное спокойствие – peace of mind (букв. спокойствие разума), душевнобольной – mentally-ill person (букв. умственно больной), камень с души упал – a weight off one’s mind (букв. груз упал с ума), душевный человек – understanding person (букв. понимающий человек).
Важно подчеркнуть, что картина мира родного языка не мешает человеку создавать иные «картины мира» (например, научные – физическую, астрономическую, биологическую и т.д.) и переводить с одного языка на другой. Здесь большую роль играют универсальные общечеловеческие механизмы мышления и языка, а также условная и символическая природа языкового знака, принципиально способного к переводу в другую знаковую систему. Один из наиболее известных и влиятельных лингвистов XX в.
Р. Якобсон писал, что в России сразу после революции были предложения фанатичных фантазеров искоренить в русском языке такие вводящие в заблуждение слова, как восход солнца, заход солнца. «Однако мы до сих пор употребляем эти реликты птолемеевского взгляда на мир, не отрицая при этом учения Коперника, и нам легко перейти от обычных разговоров о восходе и заходе солнца к идее вращения Земли просто потому, что любой знак легко перевести в другой, такой, который мы находим более точным и более развернутым». Анализ таких выражений, как солнце всходит и заходит, приводит также к выводу о том, что многие знания о мире, запечатленные в современном языке, отражают представления наших далеких предков. Поэтому надо учитывать «историческую память» (т.е. культурно-историческую обусловленность) языковых значений, форм и категорий.
Общепризнанным в филологии, культурологии, истории можно считать утверждение, что стержнем древнерусской культуры является христианское вероучение и православное мировоззрение. Закономерен вопрос, как православное мировоззрение, являвшееся для русского этноса ведущим в течение нескольких веков, отразилось в русском языке. Даже при поверхностном взгляде с этой точки зрения на современный русский язык заметны оставленные в нем следы православного сознания, нередко застывшие, окаменевшие. Из всех славянских языков только в русском и украинском есть этикетное слово «спасибо», в этой форме известное с конца XVI в. и восходящее к сочетанию «Спаси Бог!» (укр. Спасибi –Спаси Бiг). А другое этикетное слово «прощай(те)!» по значению связано с одной из христианских этических норм прощать своих обидчиков и просить прощения за невольные обиды. Только в русском языке нерабочий день недели уже с XIII–
XIV вв. по аналогии с пасхальным Воскресением начинает именоваться воскресенье. Название целого сословия земледельцев – крестьян – мотивировано исходным значением слова «крестьянин» – «крещеный человек». Внутренняя форма слова «совесть» (со-весть) толкуется как «общее, совместное знание о нравственном законе, Добре, Боге». И такие примеры можно было бы продолжить. Другой важный и большой вопрос – о влиянии на русский язык церковнославянского языка, который в течение нескольких веков не только был языком богослужений, но и выполнял на Руси функции литературного языка. Это отдельная большая проблема, требующая специального рассмотрения. Здесь же основное внимание сосредоточим на некоторых важных категориях русского языка – понятийных категориях, связанных и с морфологией, и с синтаксисом, и с лексикой и удивительным образом созвучных многим православным идеям.
Социологи констатируют новый феномен современной динамичной цивилизации – сокращение настоящего, когда с возрастанием количества нововведений и изменений в единицу времени настоящее быстро устаревает; то, что было только что актуально, быстро утрачивает свою актуальность и становится «вчерашним днем». «Сокращение настоящего» – это и растущая нехватка времени, которое как бы постоянно сжимается. Основными причинами этого феномена являются постоянная модернизация технологий; повышение скорости информационного обмена и вообще скорости исторического, событийного времени; стремительное увеличение массивов информации, которую даже в отдельной области знания трудно воспринять в целом. Для компенсации нехватки времени приходится постоянно ускорять темп жизни. В этой гонке время больше не течет – оно извергается. Как следствие, в сознании многих людей происходит фрагментация смыслов и разрушение целостной картины мира.
В современном русском языке в его грамматической системе, как и во многих других языках, представлена модель линейного и однонаправленного течения времени, которая опирается на опыт познания человеком объективной реальности: невозможно вернуться в прошлое и однажды бывшее никогда не повторяется. Точкой отсчета для разграничения прошедшего, настоящего и будущего является момент речи. Но в русском языке, в отличие от некоторых языков, имеется грамматический механизм расширения настоящего, имеющий большую когнитивную значимость.
В русском языке нет морфологических средств для противопоставления актуального настоящего, совпадающего с моментом речи, и неактуального настоящего, охватывающего повторяющиеся и типичные действия (как, например, в английском языке, в котором противопоставлены времена группы Continues и Indefinite). Значение форм настоящего времени в русском языке не исчерпывается лишь одновременностью с моментом речи (ср.: Я сейчас пишу реферат, а ты что делаешь?). В настоящем времени предстают действия, которые реализуются не только во время речевого акта, но и до, и после него или вообще постоянно: Он живет здесь уже двадцать лет. Волга течет на юг. В плане настоящего времени выражаются также повторяющиеся, обобщенно-потенциальные действия и типичные свойства, например: Он каждую неделю ходит в спортзал. Смелость города берет. Этот материал не мнется. Формы настоящего времени передают также вневременные законы и правила: Земля вращается вокруг Солнца. Биссектриса делит угол пополам.
Такое грамматическое осмысление названных и подобных им действий возможно потому, что для говорящего они являются вследствие их устойчивости и стабильности, актуальными характеристиками объектов, действительными и для момента речи. Эти характеристики действия имеют для говорящего cтaтус актуальной действительности, в которой он живет и с которой взаимодействует. Более того, говорящий может распространить настоящее и на прошедшее, представив прошедшие события синхронно с точкой отсчета. Например: Мороз, снежная метель, голодный, с ревущим кашлем иду я вчера по Пречистенке, высматривая где-нибудь открытую лавочку, и вижу, идет навстречу мне красивая дама с гордым измученным лицом, она отвертывается от встречных, глядит куда-то в подвальные этажи… (М. Пришвин. Дневники). В форме настоящего может предстать и действие, отстоящее от нас больше чем на тысячу лет, например: Иоанн Златоуст пишет, что… священник на плечах носит образ добродетели; цветы, гранатовые яблоки и золотые позвонки и яблоки на краях одежды священника символизируют подвиги добродетели (милостыня, справедливость, человеколюбие).
Таким образом, все разновидности значения настоящего времени объединены общим признаком актуального бытия, который определяется самим говорящим с учетом не только своего опыта и знаний, но и опыта и знаний других лиц. Все это увеличивает содержательный потенциал грамматической формы настоящего времени и расширяет границы настоящего времени в русском языке.
Какое это имеет отношение к православному сознанию? Самое непосредственное. Такое свойство организации языковой категории времени многое объясняет в восприятии феномена времени, зафиксированного в русской картине мира. Становится понятным естественное для русскоязычных православных бережное сохранение традиций первых христиан и первых источников святоотеческой литературы и, главное, восприятие этих традиций и учений как актуальных для сегодняшнего дня. Актуальное бытие православия вмещает все богатство христианства без его реформирования и модернизации, тогда как многие западные христиане воспринимают христианство «без реформ» (т.е. православие) как архаичное, устаревшее. В современном механизме расширения настоящего и создания актуального бытия говорящего можно увидеть неутраченную связь с восприятием времени в древнерусской картине мира.
Как убедительно показали Д.С. Лихачев и Ю.М. Лотман, представления о времени древнерусского сознания существенно отличаются от представлений современного человека. В современной картине мира каждое событие сменяется последующим, а ушедшее в прошлое перестает существовать, прошлое – это лишь воспоминание и причина. Признак реальности приписывается лишь настоящему времени, будущее предстает как следствие – отсюда сосредоточение на причинно-следственных связях событий. В древнерусском же сознании мысль обращается не к концу – результату, а к началу – истоку. «Лежащие в основе миропорядка “первые” события не переходят в призрачное бытие воспоминаний – они существуют в своей реальности вечно. Каждое новое событие такого рода не есть нечто отдельное от “первого” его прообраза — оно лишь представляет собой обновление и рост этого вечного “столбового” события. Каждое убийство братом брата не представляет собой какого-либо нового и отдельного поступка, а является лишь обновлением каинова греха, который сам по себе вечен». Механизм расширения настоящего в современном русском языке дает возможность представить поток событий как единую цепь, первые звенья которой не утрачивают своей реальности и в настоящий момент.
Продолжим анализ категорий и конструкций современного русского языка с позиций православного сознания. Многие исследователи русского языка, прежде всего зарубежные, отмечали обилие в русском языке глаголов, глагольных форм и конструкций, выражающих произвольные, спонтанные действия, которые происходят как бы сами по себе, без усилий и контроля со стороны производителя. Речь идет прежде всего о возвратных глаголах типа привелось, довелось, пришлось, образуется, обойдется, успеется, удалось, засмотрелся, заработался, а также о безличных конструкциях с возвратными формами и дательным падежом субъекта: Ему не сидится на одном месте; Мне здесь хорошо работается; Мне сегодня не спалось. Приведем несколько примеров на употребление таких глаголов в художественной литературе: «Нет, собраться с мыслями мне не удалось» (В. Некрасов). «Скрипку ее, довольно ценную, провезти не удалось, — но, кажется, ей такая и не понадобилась в Бостоне, США, с концертами у нее пока не выходит, она дает уроки музыки и этим зарабатывает столько, что “двум нашим семьям, — как она пишет, — с голоду умереть не удастся”» (Г. Владимов). «Как-то ранней осенью мне пришлось плыть на пароходе по нижней Волге» (И. Соколов-Микитов). «…Не было слышно песен, не сыпались шутки и прибаутки, без которых не работается русскому человеку» (Д.Н. Мамин-Сибиряк). «Пропадаю, мальчики, …не любится, не работается и, стало быть, не живется, потому пропадаю» (М. Анчаров).
Употребительные в разных стилях двучленные пассивные конструкции с возвратными формами, которые используются обычно тогда, когда говорящий не хочет называть производителя действия (субъекта), также имеют эффект интерпретации действия как произвольного, спонтанного. Таким конструкциям отдается предпочтение в научных публикациях, так как по стилистическим нормам научного стиля следует избегать употребления местоимения «я». Ср.: В ходе данной работы выяснилось… (не Я выяснил…); В этой работе использовались… (не Я использовал…); Мне представляется… (не Я представляю…); В данной работе значительное внимание уделяется… (не Я уделил…); О данном положении говорилось выше (не Я говорил выше) и т.д. Побочное следствие такой стилистической корректности – представление обозначаемых действий так, как будто они происходят сами собой.
Целенаправленные действия, имеющие конкретного производителя, часто представляются как произвольные и неконтролируемые в публицистике и разговорной речи. Ср.: Первый этап в мае построится, что даст возможность обеспечить нормальную пропускную способность вот этого участка, ну а дальше заново заасфальтируется старое шоссе (из телевизионной передачи); Вот здесь все закрасится, подчистится, подклеится – и будет отлично (из речи мастера по ремонту квартир, который сам и собирался все это сделать). Такие же формы можно найти и в текстах XIX века, например, в словаре Даля: «Все закрасится, хорошо будет»; в письмах А.С. Пушкина: «С женою отошлю тебе первую песнь “Онегина”. Авось с переменой министерства она и напечатается – покамест мне предлагают за второе издание “Кавказского пленника” 2000 рублей».
За подобными формами, по мнению известной польской лингвистки А. Вежбицкой, которая живет в Австралии, стоит «склонность русского человека к фатализму, смирению и покорности; недостаточная выделенность индивида как автономного агента, как лица, стремящегося к своей цели и пытающегося ее достичь, как контролера событий»; «пассивность и ощущение того, что человеку неподвластна его собственная жизнь, что его способность контролировать жизненные позиции ограничена; ощущение непостижимости и неконтролируемости жизни». Трудно отрицать рациональное зерно во всех этих рассуждениях и связь такого толкования языковых форм с некоторыми чертами русского национального характера. Но если принять во внимание важный тезис об «исторической памяти» языковых единиц и конструкций, то можно предположить, что концептуальное обоснование таких форм менялось в разные исторические периоды существования языка и русского этноса.
Историки отмечают религиозность русского народа, православный дух наших предков. По словам писателя и историка В. Бахревского, «всякое дело русский человек начинал с молитвы, а помолясь, жил, как живется, строил и сокрушал… как в груди пыхнется. Народ, живущий сердцем, – народ жизненной стихии». В этой цитате отметим не только глагольные формы, о которых шла речь (жил, как живется, как в груди пыхнется), но и утверждение того, что каждое дело русский человек начинал с молитвы. Нетрудно заметить, что рассматриваемые формы и конструкции, как нельзя лучше соответствуют христианской идее упования на Бога – «возложи на Господа заботы твои, и Он поддержит тебя»; «Итак, не заботьтесь… Потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом» (Мф. 6, 31). «“Не заботьтесь...” Как же жить-то? Надо есть, пить, одеваться. Но Спаситель не говорит: ничего не делайте, а “не заботьтесь”. Не томите себя этой заботой, которая съедает вас и день и ночь и не дает вам покоя ни на минуту. Такая забота есть болезнь греховная. Она показывает, что человек на себя опирается, а Бога забыл, что потерял упование на Промысел Божий, все хочет у себя устроить одними своими трудами, добыть все нужное и добытое сохранить своими способами. Сцепился он сердцем с тем, что имеет, и на нем думает почивать, как на прочной основе. Любовь к имению связала его, и он только и думает, чтобы побольше забрать в свои руки. Мамона стала ему вместо Бога. А ты трудиться – трудись, а злой заботой себя не томи. Жди всякого успеха от Бога и в Его руки предай свою участь. Все добываемое принимай как дар от руки Господа и в крепком уповании ожидай от Него продолжения щедрых даров. Знай, что одна минута – и может ничего не остаться от всего, что имеет многоимущий, если захочет Бог. Всё тление и прах. Стоит ли из-за этого томить себя? Потому “не заботьтесь”... ».
Как было установлено в ходе специальных исследований развития безличных (или инперсональных) конструкций, в текстах древнерусских памятников письменности они сначала выражали только стихийные природные процессы, а впоследствии, начиная с XV–XVII вв., получили широкое распространение и при обозначении человеческой деятельности. В современном русском языке конструкции и глаголы, описывающие человеческую деятельность и трактующие ее как независимую от воли человека, никак не связаны с высокодуховным содержанием упования на Бога и поэтому воспринимаются не иначе как с подразумеваемым смыслом «авось, небось и как-нибудь». Иначе говоря, форма осталась та же, но наполнилась новым содержанием, отражающим утрату связи русской языковой картины мира с Богом. Русская жизнь, подверженная глубинным изменениям, вносит скрытое несходство даже в то, что внешне сходно, поэтому важные смыслы русской картины мира также подвержены изменениям.
Таким образом, тот «невидимый культурный фильтр», который имеется в каждом языке и влияет на восприятие мира, в русском языке очень хорошо настроен на восприятие православных идей. Иногда бурные события нашего мира загрязняют этот фильтр, но проходит время, и история его чистит, сбрасывая наносные отложения, и тогда исконные структуры вновь могут обрести гармоничное соответствие формы и содержания.
Мы рассмотрели лишь некоторые категории и формы русского языка в их соотношении с отдельными чертами православного сознания. Анализ такого соотношения можно было бы продолжить: в русском языке много форм и конструкций для выражения идеи коллективности, соборности; хорошо разработано поле глаголов со значением эмоций, душевных переживаний и страстей, что необходимо для познания человеком самого себя, покаяния и борьбы со своими страстями; для русского человека важны отношения между людьми, и в русском языке существуют разнообразные средства для выражения тончайших нюансов в этих отношениях.
