«Повесть о Петре и Февронии Муромских» написана выходцем из Пскова, протопопом дворцового собора в Москве, а впоследствии монахом Ермолаем-Еразмом для «Великих Четьих-Миней» митрополита Макария. Однако этот текст не был включен в свод, т. к. по целому ряду признаков резко отличался от классической житийной традиции.
Биографические сведения о Ермолае-Еразме весьма скудны. Известно, что в середине XVI в. он приехал в Москву из Пскова и был протопопом дворцового собора в Москве. К началу 60-х гг. постригся в монахи (под именем Еразма) и, возможно, покинул столицу. Ермолай-Еразм отдал дань публицистической литературе, чрезвычайно активно развивающейся в XVI столетии. Здесь его наиболее значительным произведением стал трактат «Благохотящим царям правительница и землемерие», в котором проводится мысль о крестьянстве как основе общества и предлагается твердо определить размеры крестьянских оброков и оградить крестьян от притеснений государственных землемеров и сборщиков, что должно было, с точки зрения автора, привести к уменьшению крестьянских волнений.
Наряду с публицистическими памятниками Ермолай-Еразм создавал и агиографические – «Повесть о рязанском епископе Василии» и «Повесть о Петре и Февронии». Последний из этих текстов и будет предметом нашего пристального внимания.
Целый ряд сюжетных моментов роднит «Повесть о Петре и Февронии» с разными типами народной волшебной сказки. Начальный фрагмент повести напоминает о змееборческих мотивах: князь Петр освобождает жену своего брата Павла от змея-оборотня при помощи Агрикова меча. Появление крестьянской девушки Февронии, исцелившей Петра от струпьев, которыми покрылось его тело от брызнувшей на него крови змея, вводит в повествование традицию сказок о мудрой деве, поражающей своей смекалкой окружающих. Как и княгиня Ольга из «Повести временных лет» (ее образ также восходит к сказочной «мудрой деве»), Феврония загадывает загадки, указывая слуге князя, что «не лепо есть быти дому безо ушию и храму (горнице) безо очию», а затем сообщает, что отец с матерью «поидоша взаем плакати», а брат «иде чрез ноги в нави зрети» («пошел сквозь ноги смерти в глаза глядеть»). Как и в случае с Ольгой, загадки и отгадки разнесены во времени: только в ответ на недоумение юноши Феврония разъясняет: уши дому – собака, а глаза – ребенок; плакать взаймы – значит пойти на похороны, «егда же по них смерть приидет, инии по них учнут плакати»; а смотреть в лицо смерти через ноги – бортничать, т. е. собирать мед на деревьях, «чрез ноги зрети к земли, мысля, абы не урватися с высоты».
К сказке о девочке-семилетке восходит и мотив опровержения абсурда абсурдом: в ответ на просьбу князя сделать ему, пока он будет в бане, из маленького пучка льна одежду и платок, Феврония просит князя смастерить из обрубка полена ткацкий стан.
Сказочным сюжетным ходом кажется «неравный брак» муромского князя и крестьянской девушки.
