Интересно, если бы родители знали, как до малейших подробностей они отражаются в своих детях, могли бы они измениться? Чтобы не выставлять на всеобщее обозрение свое сокровенное – отношение к жизни, отношения с жизнью… Отношения…
Отношения родителей со школой в последние годы стали совершенно другими, чем прежде. В советскую школу родители по доброй воле не являлись. Родителей вызывали. В лучшем случае собирали. А теперь все стало свободнее и открытее, в том числе и школа.
И родители стали свободнее, как в смысле занятости, так и в смысле отсутствия страха перед чем-либо. Для них школьная дверь открыта. Более того, школа их побаивается. Потому что они дают деньги на школьные нужды. На нужды насущные, непреодолимые. Потому что они могут пожаловаться, и тогда в школу явится очередной проверяющий. Нет, не поймите меня превратно. Школе скрывать нечего, но любая проверка выматывает, отнимает время, которого и так не хватает, треплет нервы, и без того потрепанные разными невзгодами непростой учительской жизни. Поэтому с родителями нужно быть нежным и до жалоб дело не доводить. И вот тут-то они норовят сесть учителю на шею и контролировать весь процесс обучения и воспитания.
У меня родители идеальные, но о них позже. А вот моей приятельнице, очень хорошей молодой учительнице, не повезло. Она даже как-то упала в обморок по дороге домой с родительского собрания. На мои вопросы, что же именно так на нее подействовало, она сказала, что атмосфера враждебности всех ко всем, желание все немедленно «устроить» по своему разумению и колоссальная энергия, для этого источаемая. Родители не соглашались друг с другом по разным вопросам, каждому казалось, что их ребенок самый ценный и должен иметь преимущества перед другими, но в одном они были единодушны. Родители требовали исключить из школы такого-то ребенка, потому что он мешает другим. И времени родителям было не жалко, чтобы каждый день караулить учительницу у двери и давать ей ценные указания. И усилия они охотно тратили, настраивая детей друг против друга и руководя учительницей. И никто не смог и не захотел ее от этих бесконечных дрязг оградить. Кончилось это все не к удовольствию родителей. Учительница ушла из школы. Ушел талантливый человек, проработавший в школе после института семь трудных лет.
Я раньше тоже думала, что нельзя пускать на самотек детскую жизнь в коллективе, ее надо устраивать, налаживать и т.п. Первый урок дал мне мой собственный муж, тогда еще вполне юный (когда родилась наша старшая дочь, нам было по двадцать). Мы дружной родительской группой отправились на детсадовскую дачу, чтобы убрать ее к приезду детей. Все были молоды и симпатичны и в едином порыве решили сочинить письмо, чтобы из нашей группы (родители так всегда говорят – «наша группа», «наш класс») немедленно убрали какого-то мальчика, который сквернословил. И я тоже принимала участие в его сочинении, и гнев наш общий родительский казался мне праведным. И вот письмо на имя директора детского сада было пущено по кругу. И когда очередь дошла до моего мужа, он спрятал руки за спину и сказал: «Я доносы на детей не подписываю». На меня это подействовало как ушат холодной воды. Нельзя поддаваться сладкому чувству единения с коллективом (толпой, стадом), нужно отвечать за одного себя, нельзя воевать с детьми, детей нужно жалеть, нельзя подписывать доносы.
Все прочие уроки мною были получены в последние годы во время работы в школе. Я пришла в школу, и мне достался мой чудный и единственный в своем роде 5 «А». Большая часть детей пришла ко мне от замечательного учителя начальной школы Маргариты Анатольевны Дюковой. Дети относились к друг другу дружески и снисходительно. Каждый был (и остался) яркой личностью и не стремился к лидерству. Но одна проблема все же была. Я углядела ее не сразу. Класс единодушно кушал Пашу Королева. С моей точки зрения, Паша был очарователен. Мне он писал очень умные и интересные сочинения. Конечно, я пыталась воздействовать на детей.
Тогда же я стала вести «Дневник классного руководителя», куда записываю свои наблюдения за детьми и размышления о детях. Вот некоторые выдержки из него.
13 ноября 2003 г.
Сегодня на минутку спустилась вниз позвонить, но уже на подступах к лестнице меня встретил взволнованный Гриша Хмельницкий, указывая на свое пузо. Вид был пугающий: ссадина и красно-багровое пятно. Это его укусил (!) Артур Дождиков. Пока я обрабатывала место укуса йодом (звонок прозвенел, и все заинтересованные зрители были уже в классе). Дети мечтательно вспоминали, что это не первый случай и Артур вообще кусается, но явного осуждения в этих воспоминаниях не было. Вскоре выяснилось, почему: дважды жертвой людоеда был Паша Королев, который был укушен «до крови». Виновник же происшествия с задней парты бросал исподлобья злобные взгляды, точно как наш кот Рыжий, когда его побили за воровство. Взгляды эти значат, что он упорствует во грехе и точно знает, что со злом (для Рыжего зло, когда не дают есть со стола что захочется, а для Артура Дождикова – лезут драться, видя, что он довольно-таки мелкий и тощий) справиться можно только так, и наплевать, что кому-то этот способ не нравится.
17 декабря 2003 г.
Сладкоголосые педагоги советуют научиться «видеть мир глазами детей». Боюсь, невозможно. Сегодня Паша Королев, разозлившись, крикнул Грише: «Урод!» Стоявшие вокруг заинтересованные наблюдатели мигом преобразились в неистовых противников: «Это он урод?! Это ты – урод! Ты, ты урод!» А я, равнодушно глядя перед собой, вижу одноглазого всклокоченного Гришку и ангельски хорошенького, с копной пшеничных волос Пашу. А вокруг толпа глупых мальчишек и девчонок, которые почему-то любят первого и терпеть не могут второго. И я читаю им нотации о том, что травить одного всем нехорошо.
24 декабря 2003 г.
Пришла в школу после пятничного отсутствия, и еще в вестибюле меня обступили с трудом сдерживаемые вздохи: «Ой, Дарья Вильямовна, тут такое было...», закатывание глаз и шелестящие всхлипы. «Такой кошмар, такой ужас», а сами довольные – аж светятся. Со слов многочисленных очевидцев выяснилось, что в пятницу Аня Пимениди решила отпраздновать свой день рождения. Они накануне мне что-то невнятное бормотали, разрешения спрашивали, я разрешила, не вдумываясь особенно, чего они хотят. Оказывается, Аня испекла огромный торт (именинницу с тортом утром папа доставил в школу на джипе), и они заперлись в классе, чтобы праздновать, а Пашу Королева не пустили. А он рвался. А потом случайно недоглядели, и он ворвался и «к-а-а-ак стукнет по торту кулаком». Это «к-а-а-а-ак стукнет» у меня в ушах троилось, шестерилось и множилось. Егор Антонов сообщал сведения интимным шепотом, Лена Агафонова перебивала энергичной скороговоркой, вторым голосом тянула слова меланхоличная Оля Малкина, тихо вставляла «совершенно объективные замечания» честная Соня Гроздова, хрипло шутействовал Костя Лобан, темпераментно восклицала сама виновница торжества. Каждый хотел поведать кульминационный момент лично, не доверяя столь трепетный рассказ равнодушным констататорам. Короче, «совершенно испорченный день рождения» удался на славу: «А Аня убежала в туалет плакать, а мы зажгли свечки (О, ужас!!!) и встали в два ряда, а она шла между нами, и мы ее поздравляли...» Детям нравится испытывать сильные чувства. Спасибо Паше Королеву!
15 января 2004 г.
Сегодня Паша Королев подрался с Германом. Такого остервенения в двух юных существах я и не предполагала. Самое ужасное, что на помощь Герману тут же со всех концов класса устремилась подмога, перепрыгивая через парты и сметая зазевавшихся девочек. Прежде чем я до них добежала, Паша успел-таки разбить Герману нос, и мне пришлось пол-урока его лечить. Что с ними делать, я не представляю. Душеспасительные разговоры не действуют. Каждый замыкается в себе, словно вешает на шею табличку «Говори что хочешь, все равно я лучше знаю».
20 апреля 2004 г.
Воспользовавшись тем, что Паша Королев болеет, решила провести классный час на тему «В каждом человеке есть что-то хорошее». Что-то очень умное стала рассказывать, а «из зала» язвительно спрашивают: «А что хорошего в Паше Королеве?». «А вот и подумайте», – говорю. А чего тут думать-то, когда все и так ясно – ничего в нем нет хорошего.
Еще неделю назад, в Пашином присутствии, Ваня Фильченко в роли борца за справедливость: «Вот вы знаете, что он нам позавчера сказал?! Мы дрались в коридоре, я, Томас, Гришка и Костя. Ну и упали на пол. Куча-мала получилась. А он на нас ногу поставил и говорит: "Вы – куча говна, а я – ваш король!"».
Я в ужасе смотрю на Пашу, что он может сказать в свое оправдание. А он говорит: «Это они меня еще в третьем классе так дразнили – «король говна»! Вот ведь зловредные дети! Я понимаю, из фамилии Какашинский дразнилку выдумать, но из фамилии Королев ничего кроме короля не получится. И внешность у него соответствующая – чистый ангел. Золотоволосый, ясноглазый. Так на тебе – «король говна».
А тут вижу, даже у добросовестной Сони сомнение на лице: «Ну, это уж слишком – хорошее в Паше Королеве!» И наконец кто-то из задних рядов, кажется Артур, кричит: «А я знаю, что в нем хорошее!» – и после эффектной паузы: «Он нас сплотил!»
28 апреля 2004 г.
На педсовете говорили о том, «Чего мы не знаем о наших детях». Когда я прочитала объявление об этом, шла на работу и думала: вот сейчас войду в класс и скажу: «Дети, вот вам листочки, напишите о своих внешкольных занятиях». И сразу ясно увидела, сколько сдержанной кислоты и откровенной унылости отразится на их лицах: «Опять двадцать пять. Я посещаю секцию карате, плавательный бассейн и музыкальную школу», «Никаких внешкольных занятий не посещаю – так и напишу. Никакого права не имеете заставлять после школы чем-то еще заниматься. Скажите спасибо, что уроки иногда делаю».
Нет, думаю, надо как-то не так. Вспомнила, с каким энтузиазмом писали мифы на предложенные мной темы. Их ведь самое главное на нужную дорожку поставить. Пришла и написала на доске тему: «Я не только гимназист, я…» Сразу вопросы посыпались, я твердила одно – кем себя ощущаешь, то и пиши. Из девяти человек, «посещавших спортивные секции», спортсменом себя не ощутил никто. Зато Вова Ерохин, у которого жизненное кредо такое: «хороший человек, компанейский парень», написал о себе как о футболисте, хотя никаких секций не посещает. Про этот «футбол с ребятами на даче» он мне пишет не первый раз, у человека девять школьных месяцев – это всего лишь затянувшийся период «вне игры».
А Ваня Фильченко, который все послешкольные мероприятия вынужден пропускать, сообщая с тоской: «У меня карате», – на днях прибежал и с порога, не дожидаясь приличествующей паузы, с восторгом сообщил: «Я экзамен по карате провалил окончательно!» «Ну и чему, Ваня, ты радуешься?» – спросила я. «Да я ведь больше им заниматься не буду!» И так далее.
Кроткая Соня Гроздова написала: «Я не просто гимназистка, я художница». Маша Герасимова, которая тоже, на мой взгляд, отлично рисует, написала: «Я хорошо рисую, так все говорят, но на самом деле мне хочется танцевать». А Пашины каракули заставили меня прослезиться. В самом верху большого листа бумаги значилось: «Я не просто гимназист, я полный драчун, а когда я возвращаюсь из школы, я люблю мастерить…» Здесь текст обрывался, но я прочитала: но разве вам это интересно. Вы только одно и знаете обо мне – бездельник, грубиян, драчун, истерик. Я вам не нравлюсь, но почему вы думаете, что вы мне нравитесь?
Отстоять Пашу Королева мне тогда так и не удалось. Мама была вынуждена перевести его в другую школу после шестого класса. Недавно мои десятиклассники мне припомнили: «А помните, Дарья Вильямовна, вы говорили, что, слопав Пашу Королева, мы обязательно примемся за кого-нибудь другого?! А мы сказали, что не примемся… Ну и кто был прав?» Правы, как всегда, были они…
Урок из этого я вынесла вот какой. Как бы ни казались нам жестокими их законы, если дети невзлюбили кого-то, взрослым переубедить их трудно. А родителям ребенка, которого в классе не любят, нужно помочь ему разобраться самому, в чем дело, и не надеяться, что ситуацию можно как-то «разрулить» прямым вмешательством в детские взаимоотношения. Родители должны помочь ребенку выстоять, а не воспитывать весь детский коллектив. Как бы ни хотелось нам вмешаться, потому что мы, взрослые, умные, опытные, а дети – несмышленыши, делать этого не следует, ибо наша логика, перенесенная в детский коллектив, становится никуда не годной. А истории про то, как пришла учительница (психолог, родитель, ветеран, уборщица тетя Даша), сказала прочувствованное слово, и все всё сразу осознали и на другой день исправились, мне наблюдать не приходилось.
Или вот еще такой случай, рисующий мою очередную попытку вмешаться и, покрутив винтики, что-то «наладить».
2 октября 2006 г.
Пришла в школу после своих продолжительных выходных, и, как часто бывало, обухом по голове. Этот «обух» особенно иезуитский, потому что начинает историю с середины, с незначительной детали. Артур Дождиков (самый причудливый персонаж моих записок – эдакая вещь в себе, которая обо всем имеет собственное мнение, но отнюдь не спешит поделиться им с окружающими) в коридоре походя, неизвестно к кому обращаясь: а пива там и не было вовсе… Артур, ты о чем?! Выясняется, что без меня была линейка, на которой прорабатывали и позорили перед строем группу девятиклассников (в основном из 9 «Б»), которых застукала завуч возле ларька с сигаретами и пивом в руках. Но это так, ерунда, а самое главное, что вызывали Томаса и Гришу, которые «затащили» на чердак самого мелкого пятиклассника и предлагали ему курить траву… Меня, понятно, чуть кондратий не хватил. Я прекрасно знаю, что суть происшествия искажена, но если в таком виде она представлена начальству, значит, нужны аргументы защиты. Но шли уроки, было некогда.
Сижу в полной растерянности после уроков и думаю, что же делать. И в который раз убеждаюсь, что пугающая меня порой связь (а вдруг я вампир?) между мной и ими существует. Материализуются в дверях именно те самые, герои моих горестных размышлений.
«О, как раз вы мне нужны, заходите, попьем чаю и проведем классный час». Избранный круг: Костя, Томас, Трдат, Гришка. С места в карьер, без лишних предисловий, Гришка: «Да мы, Дарья Вильямовна, пошутили… Ну вы знаете…» – «Я ничего не знаю. Расскажи с самого начала.» – «Ну мы с Германом…» – «Как с Германом? Ведь вызывали Томаса?!» – «Это Светлана Петровна меня терпеть не может после Тамани (вмешивается Томас) – а меня там вообще не было». – «Так почему же ты не сказал, что тебя там не было?! Гриша, ты с Германом был! Гриша, почему вы не сказали? (Глупость какая, как и что они могли сказать в актовом зале, перед толпой народа, когда они и сами не знали, за что именно их ругают, а рыльце-то у каждого в пушку, нет мальчика, который не знает за собой сотню мелких пакостей, каждая из которых может показаться застукавшему их взрослому размером со слона… Но и у меня нет времени их спокойно выслушать, я несусь дальше в праведном негодовании.) А Герман что, струсил?! Ну да, конечно, это на него похоже! Герман струсил!!!»
Я не разбираю средств, мне нужно их, обиженных, реабилитировать. Хотя Гриша обижен не напрасно, но ведь это мой Гриша, и обижать его могу только я. Мой Гриша, мой совершенно нелепый Гриша, у которого только один глаз, но мужества на десятерых, на десятерых и гонору, и лени, и жажды самоутверждения. Мне хочется, интуитивно, направить их гнев в более «безопасное» русло. Пусть осуждают Германа, а не тех, кто не потрудился разобраться в произошедшем!
Но дети в который раз демонстрируют, что они (о чудо!) справедливее и прозорливее меня в сто раз. Это мои дети, они особенные, таких не бывает. Я все больше и больше думаю, что Маргарита Анатольевна что-то такое с ними сделала, заговорила их, что ли, они не дают собой манипулировать. Я много раз видела, как это делается, нехитрый прием: «Я выйду, а Леночка Иванова будет смотреть, как вы себя ведете, а потом мне расскажет». И мигом Леночка превращена в стукача, а все остальные мечтают в будущем когда-нибудь тоже удостоиться такой ответственной должности. Алле ап: дети превращаются, дети превращаются, превращаются дети…
— Нет, Дарья Вильямовна, Герман не струсил! (Снова Томас.) Герман потом пошел со мной к Светлане Петровне…
Я, абсолютно счастливая, скороговоркой проговариваю сентенции о том, что надо выбирать, как и с кем шутить, и думаю, что бог с ним, с пятиклассником, он не мой, а вот мои все-таки отличные люди!
А вот еще одна запись.
14 декабря 2006 г.
Сегодня было родительское собрание. Оно целиком было пронизано идеями нравственного воспитания прежде всего меня самой. У меня не только самые хорошие на свете дети, но и самые лучшие на свете родители. Они хотят спасать Гришку! Обычно только и слышно: уберите из нашего класса этого ребенка, он мешает достойным детям получать достойное образование. Я сама опустила руки, примирилась с тем, что после девятого класса Гришка вылетит, с его-то успехами по всем предметам! А мои мамаши, предводительствуемые Алениной мамой, с видом заговорщиков собираются в кружок и думают, что можно сделать, чтобы его спасти! Как же мне стыдно своей лени!
А потом я поднялась на классное собрание в седьмой класс, и там все то же самое с точностью до наоборот! Мамаши лучших учеников решали, как избавиться от Полины Костровой и иже с нею. Ситуация в этом классе, действительно, тяжелая. Я давно убеждала Е.А. взять их себе. Потому что есть люди, чьи благие намерения оборачиваются непоправимым вредом. Их классный руководитель человек не ленивый, энергичный и, скорее всего, хороший. К детям она не равнодушна, желает им добра. Но методы… Докладные, проработки, разборки и т.д.
Я давно знала, что вот-вот разразится скандал, она не сумеет справиться с ситуацией. Потому что нельзя давить по пустякам, тогда на значительные происшествия не останется методов воздействия. В общем, в этом классе мое желание нравиться всем меня несколько подвело. Мне предложили писать докладные по каждому факту нарушения дисциплины, а я вместо того, чтобы рассказать им, что я прежде всего сама не приспособлена к дисциплине, не умею ее удерживать и т.д., пустилась в прекраснодушные рассуждения о том, что не смогу преподавать им Достоевского, если буду класть в основу общего благоденствия «слезу ребенка». Тогда они сказали, что, так уж и быть, докладные будут писать сами, а я промолчала. То есть политес соблюли – я буду чистыми руками препарировать Достоевского, а они за меня согласны сделать черную работу. Но, кажется, строже всего судят заказчика убийства?
Родительский коллектив ничуть не разумнее коллектива детского. Ему только кажется, что путем простых действий можно изменить и наладить отношения между детьми, убрав недостойных, осчастливить достойных. Но для детей, пусть мысль моя не покажется вам крамольной, я ее позаимствовала у мудрых родителей моего класса, для детей доброта, дружба, благородство важнее, чем знания и даже чем справедливость. Почему-то мы думаем, что злому человеку лучше живется. Это заблуждение. Доброму лучше. Так давайте постараемся сами быть добрыми и, любя своих детей, любить заодно и все, что их окружает, создав таким образом поле любви вокруг каждого ребенка.
