Мы продолжаем знакомить наших читателей с книгами лауреатов Нобелевской премии. На сей раз это лауреат в области биологии, а не литературы. Не часто можно встретить книгу ученого с мировым именем, в равной степени доступную и взрослому, и ребенку. Популярные книги Конрада Лоренца именно таковы.
Кольцо царя Соломона
«Детские» книжки нобелевского лауреата
«Библейская легенда рассказывает, что мудрый царь Соломон, сын Давида, “говорил и со зверями, и с дикими птицами, и с ползающими тварями, и с рыбами”… У меня есть все основания верить, что Соломон действительно мог беседовать с животными и даже без помощи волшебного кольца, обладание которым приписывает ему легенда» – так начинается «Кольцо царя Соломона», одна из книг известного австрийского естествоиспытателя Конрада Лоренца, которого многие из нас, выросших еще при социалистической идеологии, воспринимали тогда исключительно как талантливого детского писателя.
«В конце концов, долг каждого ученого — рассказать широкой публике в общедоступной форме о том, чем он занимается, – продолжает автор. – Я ученый, а не поэт, поэтому не стану пытаться в этой маленькой книжке подправить природу с помощью художественных вольностей. Каждая подобная попытка, несомненно, дала бы противоположный эффект, и мой единственный шанс написать что-нибудь, не лишенное поэтичности, — это строго следовать научным фактам. Итак, скромно придерживаясь приемов своего ремесла, я надеюсь дать моим доброжелательным читателям хотя бы слабое представление о безграничной красоте наших друзей-животных и их жизни».
Действительно, для многих из нас познание мира Божьего начиналось как с личного опыта общения с природой, так и с книг естествоиспытателей. И книги эти помогали нам не только понять увиденное, но и увидеть то, мимо чего мы недавно проходили, не замечая. И среди этих книжек произведения Лоренца занимали особое место.
Сначала они привлекали внимание обилием остроумно рассказанных забавных историй, в которых ученый неизменно оказывался самым комичным персонажем.
Сам он так объяснял это явление: «При изучении поведения высших животных часто возникают весьма забавные ситуации, и в этих ситуациях не животные, а сам наблюдатель неизменно играет комическую роль. …Только репутация “безвредного”, которую я разделял с одним деревенским идиотом, в свое время спасла меня от дома умалишенных. Но в оправдание жителей Альтенберга я должен рассказать несколько маленьких историй.
Всякий, издающий утиное кряканье, будет принят за мать — неважно, кто это: толстая белая пекинская утка или еще более толстый мужчина. Однако “подставное лицо” не должно быть особенно рослым. Я был вынужден передвигаться сидя на корточках, если хотел, чтобы утята следовали за мной. Нельзя сказать, чтобы это было слишком удобно; но еще менее утешительным было то, что кряква мать крякает непрерывно. Стоило мне сделать хотя бы полуминутный перерыв в моем мелодичном “куак, гегегегег, куак, гегегегек…”, как шеи утят начинали становиться все длиннее и длиннее, подобно тому, как вытягиваются лица у обиженных детей, и если я сразу же не возобновлял кряканье, пронзительный плач начинался снова. Как только я замолкал, им, вероятно, начинало казаться, что я умер или не люблю их больше, — причина, достаточная для того, чтобы начать плакать! Представьте себе двухчасовую прогулку с такими детьми, когда все время передвигаешься сидя на корточках и крякаешь без остановки.
Когда я вдруг взглянул вверх, то увидел над оградой сада ряд мертвенно-белых лиц: группа туристов стояла за забором и со страхом таращила глаза в мою сторону. И не удивительно! Они могли видеть толстого человека с бородой, который тащился, скрючившись в виде восьмерки, вдоль луга, то и дело оглядывался через плечо и крякал, а утята, которые могли хоть как-то объяснить подобное поведение, утята были скрыты от глаз изумленной толпы высокой весенней травой».
Однако за комизмом ситуации трудно не разглядеть трепетную любовь автора к своим многочисленным питомцам: утятам, гусятам, собакам, кошкам и всякой прочей домашней и дикой живности.
Общение с ними, нахождение того «общего языка», который является таинственным отсветом еще не растленного первородным грехом мироздания, становится наградой ученому за все те мелкие и крупные неприятности, которые приносит обилие самых разных животных и птиц, живущих пусть в не очень тесном, но все же ограниченном пространстве пригородного дома: «Однажды, гуляя вдоль берега Дуная, я услышал звучный призыв ворона. Когда я подал ответный крик, большая птица высоко в небе сложила крылья и, со свистом разрезая воздух, стремительно понеслась вниз.
Она широко расправила крылья, тем самым замедлив падение, и легко опустилась на мое плечо. Тогда я почувствовал себя вознагражденным за все разодранные книги и разоренные утиные гнезда, лежавшие на совести этого моего ворона. Очарование подобных опытов не притупляется при повторении: удивление не проходит даже в том случае, когда они проделываются ежедневно, и дикая птица становится настолько же доверчивой, насколько может быть ручной кошка или собака. Истинная дружба с дикими животными стала для меня делом совершенно естественным, и только какой-нибудь из ряда вон выходящий случай иногда заставляет меня почувствовать всю необычайность подобных отношений».
Те из нас, кто уже во вполне взрослом возрасте по той или иной причине заинтересовался историей философии или историей и методологией науки, столкнулись с именем известного австрийского ученого – естествоиспытателя и философа, основателя новой науки – этологии (изучение поведения животных в их естественной среде), лауреата Нобелевской премии Конрада Лоренца. Его серьезные «взрослые» книги «Обратная сторона зеркала», «Агрессия» побуждают к размышлениям, возможно, к полемике. Но рядом в сознании всплывают милые воспоминания детства – знакомые многим «детские» книжки «Кольцо царя Соломона», «Человек находит друга», «Год серого гуся».
Австрийский биолог Конрад Лоренц – один из немногих ученых, чьи труды не только определяют дальнейшие пути развития науки, но и оказывают сильное воздействие на самопонимание человека. Около пятидесяти лет, с 1920-х по 1970-е годы, он исследовал поведение животных и человека. «Открытия, сделанные Лоренцем в сфере исследования биологической природы человека, имеют огромное значение в преодолении патологических явлений современного общества и в поисках путей дальнейшего развития человечества. Они рождают мудрый оптимизм», – так отзываются об австрийском ученом коллеги и исследователи его научного творчества.
Но научная деятельность любого по-настоящему яркого ученого всегда связана с его личностью. А личностью Лоренц был весьма интересной и оригинальной.
Родился он в Альтенберге близ Вены 7 ноября 1903 г. в семье преуспевающего врача-ортопеда А. Лоренца и был воспитан в лучших традициях европейской культуры. С детских лет его отличала безмерная любовь к животным и стремление проводить с ними большую часть времени. Весь дом и сад в семейной усадьбе в деревушке Альтенберг, расположенной на берегу Дуная близ Вены, юный Лоренц наводнил разнообразной живностью, явное предпочтение отдавая птицам. Он мечтал стать зоологом. Но когда пришла пора выбирать свой жизненный путь, отец решил, что детскую возню с животными нужно бросить и, следуя семейной традиции, пойти учиться на врача вслед за старшим братом. Очень любивший и уважавший отца, Лоренц подчинился требованию, но возню с животными не бросил. Напротив, еще во время учебы на медицинском факультете Венского университета занялся серьезным изучением поведения животных. В выборе спутницы жизни Конрад также пошел против воли отца – он женился на подруге детства Маргарите Гебхардт, хотя отец предполагал для него совсем другую партию.
Окончив медицинский факультет Венского университета, где он был учеником выдающихся биологов и медиков, Лоренц получил диплом врача, но не занимался медицинской практикой, а посвятил себя исследованию поведения животных.
Совсем молодым человеком он открыл, что животные передают друг другу приобретенные знания путем обучения, что было полной неожиданностью для того времени. В 30-е годы Лоренц был уже одним из признанных лидеров биологии.
После оккупации Австрии гитлеровской Германией ученый остался без работы. Друзья устроили ему приглашение в Кенигсбергский университет, где он занял престижную кафедру Канта, к сожалению, не дававшую ему возможности работать с животными.
Преподаватели кафедр философии и психологии в обязательном порядке были членами Кантовского общества. Активное участие в заседаниях этого общества послужило мощным импульсом интереса Лоренца к философии знания.
Во время войны ученый был мобилизован и направлен в качестве врача в военный госпиталь в Белоруссии, где ему пришлось даже делать операции. В 1944 году, при отступлении немецкой армии, он был взят в плен и попал в советский лагерь для военнопленных в Армении. Впоследствии он с большим реализмом и чувством юмора рассказал об этой части своей жизни в беседах с английским историком науки А. Нисбетом. Поскольку не хватало белковой пищи, «профессор», как его называли, ловил скорпионов и, к ужасу конвойных и товарищей по несчастью, съедал в сыром виде их жирное брюшко – потому что, как он знал, ядовит у них только хвост.
Пленных водили на какие-то работы, во время которых он сделал одно из своих решающих открытий. Вот как он это описывает: «Наблюдая полудиких коз армянского нагорья, я заметил однажды, как уже при первых отдаленных раскатах грома они отыскивали в скалах подходящие пещеры, целесообразно готовясь к возможному дождю. То же они делали, когда поблизости раздавался грохот взрывов. Я вполне отчетливо помню, что при этом наблюдении я внезапно осознал: в естественных условиях образование условных реакций лишь тогда способствует сохранению вида, когда условный стимул находится в причинной связи с безусловным». Это был важнейший шаг в понимании открытых И.П. Павловым условных рефлексов; однако наблюдение, сделанное Лоренцем, вряд ли вызвало бы подобное прозрение у обыкновенного ученого, точно так же как тысячи лет никто не понимал, как устроена жизнь птичьего двора, проходившая на глазах у всех.
В 1948 году Лоренц одним из первых в числе австрийцев, насильственно мобилизованных в немецкую армию, был освобожден из плена. Уже в лагере он начал писать книгу о поведении животных и человека, окончательный вариант которой, составивший итог всей его жизни, называется «Оборотная сторона зеркала». За неимением лучших средств он писал гвоздем на бумаге от мешков из-под цемента, пользуясь марганцовкой вместо чернил. Когда ему пришло время уезжать, он попросил разрешения взять с собой свою «рукопись». Офицер госбезопасности, от которого это зависело, предложил Лоренцу перепечатать книгу, дав для этого машинку с латинским шрифтом и бумагу. Когда «профессор» это сделал, офицер попросил автора дать честное слово, что в рукописи ничего нет о политике, и разрешил взять ее с собой. Более того, он дал Лоренцу «охранную грамоту», чтобы рукопись не отбирали на этапах! Это кажется невероятным, но Лоренц, прекрасно знавший человеческую природу, не был удивлен. Наконец, усталый, но полный энтузиазма и замыслов, он возвратился в Альтенберг, к своей семье.
Сначала на родине для него не нашлось работы, но постепенно жизнь Европы стала входить в нормальное русло, и ученый снова начинает свои исследования. Уже не только проблемы биологии, но и философские вопросы бытия и выживания человечества волнуют его. Об атомной угрозе он говорит в свойственной ему остроумной и парадоксальной манере, что, по крайней мере, известно, как ее избежать – просто не сбрасывать атомную бомбу.
Важнейшей составной частью философии всегда были размышления о природе человека, о его месте в мире, о судьбах человечества. Эти вопросы больше всего волновали Лоренца, и он подходил к их исследованию не с умозрительных, а с естественно-научных позиций. Невозможно переоценить значение открытых им новых путей в исследовании природы человека и человеческой культуры – таких, как объективный анализ соотношения инстинктивных и запрограммированных культурой побуждений в человеческом поведении, подход к культуре как к живой системе, подчиняющейся общим закономерностям развития живых систем и в принципе доступной изучению научными методами. В наше время, когда дальнейшее существование человеческой культуры оказалось под угрозой в результате процессов, к которым привело ее собственное развитие, такие пути особенно актуальны.
Конрад Лоренц – одна из самых ярких фигур в интеллектуальной истории XX в. Идеи его волновали умы не только естественников, но и философов, писателей, политиков и религиозных деятелей. Он приобрел множество горячих поклонников и не менее горячих противников.
Умер Лоренц 27 февраля 1989 г. в Вене. Свою последнюю книгу, опубликованную в 1988 г., «Я здесь, где ты: Этология серых гусей», он посвятил любимому животному. Лоренц даже получил прозвище Гусиный отец. Многим известны его фотографии, на которых за ним, по суше или по воде, следует выводок гусят, для которых он был, скорее, матерью, чем отцом. Лоренц умел дружить и с людьми, и с животными.
Коллеги-естествоиспытатели упорно считают его материалистом и сторонником эволюционной теории. Не нам судить о его научных и философских убеждениях. Но истина Божия открывается любому человеку, который ее искренне ищет, кем бы он ни был: естествоиспытателем или священником, материалистом или идеалистом, академиком или простецом. И каждому Господь являет ее там, где ищущий может ее увидеть. Поэтому закончим мы наш рассказ пространной цитатой из того же «Кольца царя Соломона»:
«В чем сущность всех этих поз подчинения, посредством которых животные общественных видов взывают к милости своего более сильного собрата? Все известные нам сейчас жесты покорности, характерные для общественных видов животных, имеют в своей основе один и тот же принцип: молящий о пощаде неизменно открывает неприятелю наиболее уязвимые органы, которые в момент сражения служат единственной мишенью для завершающего смертоносного выпада… смирившееся существо внезапно отказывается от самозащиты и как будто бы развязывает руки убийце. Но именно в тот момент, когда с пути последнего устранены все препятствия, в его центральной нервной системе возникают непреодолимые внутренние преграды, не позволяющие решиться на последний шаг… Не так ли и сам человек просит пощады?
Конечно, врожденные, закрепленные наследственностью сдерживающие механизмы, препятствующие животному без разбору применять свое оружие против других особей своего вида, — это лишь внешний аналог, в лучшем случае отдаленный предвестник общественной морали человека. Но здесь я хочу высказать одну свою затаенную мысль. Мне кажется, самое замечательное заключается не в том, что один из волков не в силах вонзить зубы в незащищенную шею другого, а в том, что этот другой вполне полагается на поразительную сдержанность своего более сильного врага. По крайней мере, я извлек из знакомства с поведением волков новое и, очевидно, более глубокое понимание одного места из Евангелия, которое сплошь и рядом трактуется совершенно неверно и у меня самого до недавнего времени вызывало резко отрицательное отношение: “Если тебя ударили по одной щеке, подставь другую”. Не для того вы должны подставлять врагу другую щеку, чтобы он снова ударил вас, а для того, чтобы он не смог сделать этого».
