Наша статья посвящена не логопедическим проблемам детской речи, а ее лингвистическим недостаткам — сленгизмам, просторечиям, словам-паразитам и нецензурным выражениям. Если языковая норма в исторической перспективе довольно изменчива, стоит ли поправлять ребенка, говорящего на подростковом сленге, а то и пропускающего выражения из лексикона уголовников?
Что есть норма?
Читателям наверняка знакомо словосочетание «ненормативная лексика», которое применяют главным образом по отношению к лексике нецензурной. «Ненормативный», как легко догадаться, дословно означает «не соответствующий норме». О какой же норме идет речь и кто ее определяет?
Нормой в языке принято называть набор общеупотребительных языковых средств и правила их употребления, которые общество признает наиболее пригодными в конкретный исторический период. Языковая норма ассоциируется в первую очередь (а иногда и только) с книжной речью, но это не совсем так. Конечно, норма формируется, прежде всего, в речи письменной, причем главную роль специалисты здесь отводят художественной литературе, которая допускает разные стили и соответственно более богатый, чем научная или официальная литература, словарный запас. Однако есть и понятие разговорной нормы языка — она формируется и бытует в речи представителей образованных слоев населения.
Языковые средства — это особенности фонетики, определенная лексика, правила словоупотребления и грамматические правила. К фонетическим особенностям относится, кстати, не только произнесение отдельных звуков, но и правильная расстановка ударений. Пожалуй, лексика — именно то языковое средство, ошибки в использовании которого особенно бросаются в глаза. Поэтому мы можем не обратить внимания, насколько чисто ребенок произносит звук [ч] или какой‑нибудь другой, но если он постоянно говорит «прикольный» вместо «смешной» или «в натуре» вместо «на самом деле, действительно» — этого сложно не заметить.
Все, что не соответствует языковой норме, называется ненормативным. Ненормативная речь вовсе не ограничивается нецензурной бранью (или, как говорят специалисты, обсценной лексикой). За пределами нормы оказываются диалектные особенности речи, просторечия («вчерась», «прынц», «дярёвня»), вульгаризмы (грубые просторечия: «жрать», «морда», «псих», «дебил»), жаргонизмы (речь представителей определенных профессий), арго, или феня (речь представителей некоторых замкнутых сообществ, например воров, нищих), и сленг. Понятие сленга более размытое: так, многие ученые ставят знак равенства между сленгом и жаргоном, однако в обыденной речи под сленгом очень часто понимают молодежную и подростковую речь — именно ту, в которой мелькают слова наподобие «вау», «классный» или «прикол».
Норма фиксируется в академических словарях и грамматиках, она едина для всех носителей языка. В этом ее главное отличие от жаргонов, арго и сленга, многие из которых понятны лишь представителям определенных кругов. По своей сути она консервативна, то есть направлена на сохранение слов и грамматических правил. Однако языковая норма не статична, она развивается и меняется вместе с литературным языком. Какие‑то слова, важные для одной эпохи, лет через пятьдесят остаются лишь в речи старшего поколения и упоминаются в словарях с пометкой «устар.», а какие‑то, наоборот, расширяют сферы своего применения и становятся популярными. Меняются и представления о допустимости или недопустимости употребления их «в приличном обществе». Так, уже полтора столетия как никого не смущает слово «научный», однако во времена Пушкина (первая треть XIX века), когда оно только обретало популярность, представители так называемого екатерининского поколения (те, чья деятельность пришлась на вторую половину XVIII века) считали его вульгарным, предпочитая слово «ученый»: например, не «научная книга», а «ученая книга».
Слова бывают разные,
Бывают неотвязные,
Вот, например, к Володе
Пристало слово «вроде»,
— писала Агния Барто в своем стихотворении «Игра в слова». Здесь описывается отдельный случай детских лингвистических проблем — так называемые слова-паразиты. Они могут быть как нормативными («как бы», «вроде»), так и ненормативными («блин»). Их специфика в том, что говорящий употребляет их слишком часто, обычно не к месту, и в его речи они теряют свое значение, становясь чем‑то вроде наполнителя пространства между нормальными словами: «Я вчера как бы пошел в секцию, и мы с пацанами как бы шумели, а тренер как бы велел нам отжиматься…» Одна учительница русского языка и литературы в ответ на такие речи с легкой иронией уточняла: «Как бы? А на самом деле?»
Слова и их суть
Немало людей, особенно старшего поколения, любят говорить, что раньше трава была зеленее, а дети — умнее и благовоспитаннее. Однако из цитаты, приведенной в начале этой статьи, легко увидеть, что проблема чистоты детской речи, правильного употребления слов отнюдь не является чем‑то современным, озадачивающим родителей только в последние десятилетия. Это вечная проблема. Где ее истоки?
Как и литературный язык, ненормативные языки меняются с течением времени. В них тоже могут возникать новые слова — или приходить из других языков. Так, слово «клевый» довольно старое и упоминается еще у В. И. Даля как диалектизм, распространенный в некоторых среднерусских губерниях, а «тырить» и «липовый» проникли в сленг из уголовного арго. В сленг современных подростков новые слова приходят из языка уголовников (например, «шухер» — «опасность»), наркоманов («подсесть» — «увлечься чем‑либо», «глюк» — в широком смысле «ошибка восприятия или вспоминания»), а также из иностранных языков, в последнее время главным образом из английского («кульный» — от «cool», «замечательный»).
Нормативную или ненормативную речь вряд ли можно назвать делом вкуса. Причины возникновения и использования различных отклонений от нормы вполне прагматические. Во-первых, арго, или феня, призваны скрыть смысл речи от случайных непосвященных слушателей: так, человек, не связанный с уголовной средой и не работающий в правоохранительных органах, вряд ли поймет, что «мас хиляю — зырю кент» означает «я гуляю — вижу друга». А подростки и юноши, увлеченные творчеством Дж. Р. Р. Толкина, часто усердно учат эльфийский язык — вернее, язык, основывающийся на текстах нескольких эльфийских песен из романов писателя и доработанный затем его поклонниками. Во-вторых, владение языком определенного сообщества является также и знаком принадлежности к нему. В каждом сообществе есть свои авторитеты, чье слово для подростка может быть более весомым, чем слово родителей. Поэтому подросток может копировать манеру речи такого человека, чтобы, как говорится, стать ближе к своему кумиру. В-третьих, что особенно актуально для детей и подростков, сленгизмы и жаргонизмы призваны сделать речь короче и экономить время и усилия на произнесение слов или целых оборотов. Есть и четвертая особенность: сленг нередко имеет выраженную эмоциональную окраску. Именно поэтому ребенку проще сказать «мне пофиг» или «мне в лом», чем «мне все равно» или «мне лень это делать».
Исправляем ошибки
Наверняка у читателя возникнет закономерный вопрос: если языковая норма в исторической перспективе довольно изменчива, стоит ли поправлять ребенка, говорящего на подростковом сленге, а то и пропускающего выражения из лексикона уголовников, которые он почерпнул из многочисленных «бандитских» сериалов? Есть ли вообще в этом смысл? Может, стоит оставить все как есть?
Специалисты с этим не согласны. Неправильная речь из уст ребенка не столь безобидна, как кажется. Здесь можно выделить две основные проблемы, вытекающие из небрежного отношения ребенка или подростка к собственной речи.
Во-первых, существует коммуникационная проблема. В детстве человек активно осваивает родной язык, и считается, что овладение устной речью происходит в возрасте от 10 месяцев до 11 лет, однако процесс ее совершенствования продолжается гораздо дольше. Очень важно постигать родной язык прежде всего в его нормативном варианте. Не случайно при изучении иностранных языков традиционные методики тоже начинают с литературного языка — потом в случае необходимости человек легко освоит любой сленг или диалект. Если же начинать сразу со сленга, освоение других вариантов — все равно что изучение еще одного иностранного языка, ранее неизвестного.
Ребенок, привыкший говорить «конкретный (плеер)» в значении «качественный», будет писать сочинения с такими же лексическими ошибками. Избавляться от дурных лингвистических привычек, как и от любых других, гораздо сложнее, чем избежать их закрепления, поэтому нет гарантии, что ребенок когда‑либо «перерастет» эту проблему и не будет в таком же духе разговаривать, допустим, с преподавателями в вузе или с будущим работодателем.
Есть и вторая, не менее серьезная проблема: язык — это не только средство коммуникации, но и средство кодирования информации в голове носителя. Особенности речи человека определяют и его образ мыслей. Так, в некоторых языках довольно выражена конструкция совершения действия под влиянием обстоятельств или чьего‑либо принуждения — например в японском. По данным исследователей, носители таких языков меньше, чем представители других народов, склонны брать на себя ответственность. У народов, у которых приняты выражения вроде «наша страна», «наша мама» (даже если в семье один ребенок), сильно развит дух коллективизма.
То же самое происходит не только на уровне ментальности целого народа, но и на уровне сознания одного говорящего. Употребление некоторых слов-паразитов, обозначающих, допустим, условность («вроде», «типа»), не может не отразиться на восприятии ребенком реальности — в его сознании она тоже становится условной, ненастоящей, если все происходит «как бы» вот так… Какая может быть в таком случае ответственность за свои действия? Ирония учительницы, уточняющей, как же было на самом деле, вполне уместна и призвана фактически вернуть ребенка к реальности.
Важный момент — богатство используемой ребенком лексики. Часто можно услышать мнение, что, например, русский мат — настолько богатая система, что с его помощью можно выразить любую мысль. В действительности это совсем не так. Обсценная лексика, как мы уже говорили, может быть очень ярко эмоционально окрашена, но она заключает в себе гораздо более узкий спектр понятий. То же самое можно сказать и о подростковом сленге: его понятийный ряд довольно беден. Например, «мне в кайф» можно перевести на литературный язык как «мне очень нравится», «я наслаждаюсь», «я испытываю / получаю удовольствие», «я восхищен», «мне приятно» — хотя, если разобраться, эти выражения не полные синонимы исходного, они полнее раскрывают какие‑то отдельные аспекты его возможного смысла. Представьте себе, что все богатство понятий, которое дает русский язык своим носителям, в сознании вашего ребенка будет сводиться к ограниченному набору понятий самых базовых… Вряд ли следует отдельно объяснять, чего ребенок в таком случае лишится.
Практические советы
Как же быть, если ребенок употребляет «нехорошие», неправильные слова? Во-первых, запастись терпением: процесс отучения может занять продолжительное время, особенно если родители спохватились лишь к началу подросткового возраста. Во-вторых, нужно следить за кругом чтения вашего отпрыска и просмотром телефильмов. Увы, зачастую источником «плохих» слов для ребенка становятся книжки, журналы и телевизор, к которому кое-кто из современных родителей прибегает как к средству заполнить досуг ребенка. Выбирая книги или фильмы для просмотра, отдавайте предпочтение старой доброй классике: в современных детских повестях, периодике и кино, увы, довольно часто используется не самый изысканный слог. В-третьих (пожалуй, это самое сложное), следите также и за своей речью. Некоторые взрослые не замечают, как сами нет-нет да и пропускают скверное словцо, особенно в состоянии гнева или раздражения, а потом удивляются, услышав то же самое из уст своего чада. Поскольку ребенок учится говорить прежде всего у родителей, нет ничего удивительного, что и в этом он начинает их копировать.
Нужно ли поправлять ребенка, сказавшего, допустим, ругательство? Да, нужно, но не стоит сильно его ругать. Следует спокойным голосом объяснить: «Это плохое слово, в нашей семье не принято так говорить. Таким словом ты можешь сильно кого‑нибудь обидеть, в том числе и незаслуженно». Однако бывает и так, что ребенок продолжает «неприлично выражаться», несмотря на все объяснения, образцовую речь родителей и стопки классической литературы под рукой, как будто делает это нарочно. Причины такого поведения лежат уже не в психолингвистической, а в сугубо психологической области. Это может быть ощущение одиночества, недостатка родительского тепла, привлечение к себе внимания, желание самоутвердиться или отомстить родителям за невыполненный каприз, реакция на постоянную критику со стороны близких: «Зачем говорить хорошие слова, если мама все время говорит, что я плохой?» Здесь вряд ли возможно дать какие‑либо конкретные рекомендации, которые будут безотказно работать во всех случаях. Решать такого рода проблемы следует индивидуально, в зависимости от конкретной причины, не стесняясь при необходимости обратиться за советом к детскому психологу.
Суммируя сказанное выше, можно с уверенностью сказать: речь ребенка или подростка является отражением его внутреннего мира, его вкусов, привычек, культурного уровня и ощущения своего места в этом мире. Побольше уделяйте внимания и душевного тепла своим детям, не оставляйте их без поддержки и ориентиров в жизни, и это поможет вам решить многие проблемы, связанные с воспитанием.
