Он прожил захватывающую, наполненную борьбой жизнь, пройдя путь от любимого и народом, и властью писателя до диссидента и эмигранта, высланного из страны. Главным принципом для него всегда был «Не врать и оставаться самим собой». О себе он говорил так: «ужасный Сталин дал мне Сталинскую премию, либеральный Хрущев чуть не выгнал из партии, а миролюбивый Брежнев выгнал из страны». Это рассказ о Викторе Некрасове.
Между архитектурой и театром
Виктор Некрасов родился в Киеве в 1911 году. Его отец, Платон Федосеевич, был врачом, раннее детство Виктор провел в Лозанне и в Париже, где его мать получала медицинское образование, а затем работала в парижском госпитале. Там его семья часто встречалась с русскими эмигрантами: с Лениным, Крупской, Плехановым… Луначарский, будущий нарком просвещения, и вовсе снимал квартиру в том же доме, где жила семья Некрасовых. Виктору еще предстояло надолго вернуться в Париж, но, конечно, тогда он этого и не подозревал.
Вскоре после возвращения семьи на родину страна закружилась в революционном вихре. Красные, белые, зеленые, анархисты, Махно, Петлюра, бесконечные митинги, забастовки — все это хорошо описано в «Белой гвардии» у Булгакова, другого известного киевлянина. Отец не выдержал темпа жизни в условиях постоянных перемен и умер в 1917 году. Затем, в один из дней 1918 года, старший сын Николай Некрасов был схвачен на улице петлюровцами и запорот до смерти. Семья с трудом это пережила, некоторое время мать опасалась выходить на улицу; искать же убийц или добиваться наказания было просто невозможно.
Каким‑то чудом Некрасовы смогли выстоять. Жизнь стала понемногу налаживаться. С возрастом Виктор увлекся чтением: любимые книги детства — «Три мушкетера», «Остров сокровищ», «Капитан Сорвиголова», «Пятнадцатилетний капитан»… Вместе со школьными товарищами Вика, как его называют друзья и знакомые, выпускает журнал «Зуав», в котором публикуются рассказы о приключениях и путешествиях. Пишет туда и он сам.
Виктор очень любит свой город, его историю и архитектуру. Он живет недалеко от Андреевского спуска, над его улицей парит Андреевская церковь, а о доме, где он родился, говорит так: «Он находится в самом центре Киевского княжества. И если не на месте терема Владимира Красное Солнышко, то, во всяком случае, совсем рядом…» Интересуется историей жизни Булгакова, знакомится с людьми, которые его знали. Потом, уже гораздо позже, он напишет рассказ «Дом Турбиных», в котором элегантно совместит свои собственные впечатления от творчества Булгакова, детские воспоминания о Киеве и историю жизни Михаила Афанасьевича.
Некрасов разрывается между архитектурой, литературой и театром. Хочется успеть всё. Сильное впечатление на него производят Станиславский, Михаил Чехов и Корбюзье. Вика активно занимается в нескольких театральных кружках. После окончания школы поступает в Киевский строительный институт на архитектурный факультет. Его учителем стал крупный архитектор, широко известный как в Советском Союзе, так и за рубежом, Иосиф Каракис. На его счету огромное количество архитектурных проектов, как осуществленных, так и нет; Иосиф был одним из пионеров недолгого, но очень интересного течения украинского конструктивизма. Между учителем и учеником установились дружеские, теплые отношения, которые сохранились на долгие годы.
Но и страсть к театру не исчезла — Виктор учится еще и на актерском отделении в театральной студии, успевая отличаться и на одном месте учебы, и на другом. Несмотря на сгущавшиеся тучи — вокруг шли аресты друзей семьи, знакомых, — Виктору удавалось жить легко и относительно беззаботно. Почему не тронули семью Некрасовых — загадка. Может быть, секрет в том, что в одной из комнат уплотненной квартиры Некрасовых жили сотрудники НКВД, которых лечила мама Виктора.
В 1936 году Виктор должен был закончить обучение. Однако диплома Некрасов не получил. Проект, который он создал на последнем курсе, был вдохновлен творчеством кумира Некрасова — Ле Корбюзье, знаменитого французского архитектора-конструктивиста; однако институтское начальство не приняло проект, посчитав его чересчур новаторским. Виктору пришлось попрощаться с интересовавшей его профессией — без диплома не было никакого шанса найти работу по специальности, и, окончив в том же году актерское отделение, он оказался в труппе театра Кривого Рога.
Начался долгий период скитаний и поисков. Он работает в Киеве, Житомире, Харькове, Виннице, принимает участие в постановках каких‑то бродячих, полулегальных театров – и как актер, и как художник, и даже как художник-постановщик. Иногда помогает архитекторам с их проектами. Ненадолго оказывается в городском театре во Владивостоке, потом все бросает и устраивается актером в Кирове… Сложно понять причину всех этих перемещений — в письмах матери он всегда сообщал, что у него все спокойно и хорошо. Возможно, не хотел волновать ее и скрывал то, что его волновало. Известие о начале войны застало его в Ростове-на-Дону, в театре Красной Армии.
В окопах
У Виктора Некрасова, как у культработника, была бронь — он мог не идти на войну, но отказался от брони и сам пришел на призывной пункт. Его как архитектора направили в инженерные войска. Некрасов стал полковым инженером, заместителем командира саперного батальона. Он начал воевать под Киевом, но с каждой неделей линия фронта уходила все дальше и дальше на восток, и так Виктор Некрасов оказался в Сталинграде.
Будущий писатель производил впечатление серьезного человека, считался опытным фронтовиком. Солдаты уважали его за то, что он никогда не прятался за их спинами: ел с ними из одного котелка, делился сигаретами, всегда был вместе с ними на передовой, на мушке у противника, одновременно исполнял обязанности командира батальона и батальонного сапера. Бои за Мамаев курган шли 200 дней, каждый день вокруг Некрасова погибало огромное количество людей. Однако ему повезло: он выжил и даже не был ранен вплоть до последних боев за высоту, когда пуля попала ему в левую руку. Виктор был вывезен в тыловой госпиталь. В феврале 1943 года Некрасова наградили медалью «За отвагу». О том, в каких жестких условиях приходилось воевать нашим солдатам, он впоследствии написал в рассказе «Вася Конаков».
«И тут‑то выяснилось то, что ни одному из нас даже в голову не могло прийти. Мы прошли всю передовую от левого фланга до правого, увидели окопы, одиночные ячейки для бойцов с маленькими нишами для патронов, разложенные на бруствере винтовки и автоматы, два ручных пулемета на флангах — одним словом, все то, что и положено быть на передовой. Не было только одного — не было солдат. На всем протяжении обороны мы не встретили ни одного солдата. Только старшину. Спокойно и неторопливо, в надвинутой на глаза ушанке, переходил он от винтовки к винтовке, от автомата к автомату и давал очередь или одиночный выстрел по немцам».
Некрасов был ранен еще дважды — последний раз в августе 1944 года, когда шли бои за польский город Люблин. Была перебита кость правой руки. Врачи спасли руку, но о возвращении на фронт не было и речи, Некрасова демобилизовали (к тому моменту он дослужился до звания капитана), направив долечивать руку в тыл. Сам он вспоминал, что именно из‑за раненой руки он начал писать: доктора посоветовали разминать руку, писать что‑нибудь, для того чтобы ее функции полностью восстановились. Тогда он начал записывать свои фронтовые воспоминания, зарисовки, случаи — словом, все то, что позднее превратилось в повесть «В окопах Сталинграда».
Немало советских писателей выезжали на фронт во время войны, для того чтобы набрать материала для своих работ.
Так поступали и Гроссман, и Симонов, и Эренбург, и многие другие. Но их статьи, рассказы и романы были наполнены идеологическим пафосом, в котором порой чувствовалась фальшь. Проза Некрасова была другой. Её главное отличие от всех остальных — живые впечатления. Чувствовалось, что речь, привычки, вещи, которые описываются в повести, — настоящие, подлинные. Кроме того, в повести практически отсутствовали социалистические и партийные лозунги. Некрасов писал о чувствах простых и понятных вне зависимости от политических взглядов: о страхе смерти, о тоске по дому, о любви и о желании победить. В этом повесть Некрасова была искренней настолько, насколько это возможно. Книга начинается со сцены отступления из Украины, и когда главный герой, инженер Керженцев, добирается вместе с отступающими войсками до пока еще спокойного и мирного Сталинграда, им овладевает тоска.
«Неужели никогда не буду я больше бегать за угол за хлебом, бродить по тонущим в аромате цветущих лип киевским улицам, ездить летом на пляж, на Труханов остров… Милый, милый Киев!.. Как соскучился я по твоим широким улицам, по твоим каштанам, по желтому кирпичу твоих домов, темно-красным колоннам университета. Как я люблю твои откосы днепровские! Зимой мы катались там на лыжах, летом лежали на траве, считали звезды и прислушивались к ленивым гудкам ночных пароходов… А потом возвращались по затихшему, с погасшими уже витринами Крещатику и пугали тихо дремлющих в подворотне сторожей, закутанных даже летом в мохнатые тулупы…»
Не только искренность описаний помогла книге завоевать популярность, но и характеры персонажей: простого, но смекалистого денщика Валеги, интеллигентного и спокойного Фарбера, умного и смелого главного героя Юрия Керженцева. Ярко написанные характеры солдат и офицеров запоминаются каждому, кто прочел эту повесть. Еще ценнее то, что настоящие фронтовики узнали себя в этих героях, безоговорочно поверили в них.
Большая литература
В 1946 году, когда работа над повестью была окончена, Виктор Некрасов отправился с ней в Москву, надеясь добиться публикации. В Москве первым делом Некрасов пришел в «Новый мир», где редактором тогда был Константин Симонов. Одним из первых повесть прочитал Александр Твардовский, который посоветовал эту книгу Всеволоду Вишневскому, редактору журнала «Знамя». Вишневский был очарован книгой и принял решение опубликовать ее.
Повесть «В окопах Сталинграда» принесла Некрасову не только славу, но и множество проблем. Вскоре после опубликования советские литературные критики стали обвинять его «в отходе от соцреализма» и даже «в пацифизме». Повесть вызвала сильное недовольство в Союзе писателей. В 1947 году, когда готовился список книг, выдвигаемых на Сталинскую премию по литературе, председатель союза, писатель Фадеев, лично вычеркнул ее из списка номинантов. Однако премию повесть все‑таки получила: за ночь она вновь появилась в списках. Внести ее туда так быстро мог только один человек — Иосиф Сталин, которому, по воспоминаниям Вишневского и поэта Николая Тихонова, книга очень понравилась. Вскоре повесть переиздали отдельным тиражом более двух миллионов экземпляров, она была переведена на 36 языков, ее издавали не только в СССР, но и за рубежом, по книге ставились спектакли, начались разговоры об экранизации (которая была осуществлена лишь спустя 10 лет)…
Слава не испортила Виктора Некрасова. Большую часть своей премии он потратил на покупку инвалидных кресел для ветеранов войны. Вообще деньги у него не задерживались, так как он все время кому‑то помогал. Когда к писателю стало приходить огромное количество рукописей о войне, он старался найти время, чтобы ответить как можно большему количеству людей. Позднее, в 1959 году, Некрасов протестовал против действий киевских властей, которые хотели построить стадион в Бабьем Яру (власти в ответ клеймили Некрасова сионистом и наймитом мирового империализма).
С приходом Хрущева все стало еще сложнее. Некрасов недолюбливал нового генсека (это чувство было взаимным), винил его в провалах начала войны и вообще считал довольно глупым и ограниченным человеком. В 1955 году Некрасов опубликовал серию очерков о США, Италии и Франции, где делился своими впечатлениями от поездок за границу. Реакция власти не заставила себя долго ждать — через неделю была напечатана статья Мэлора Стуруа «Господин с тросточкой», в которой Некрасов подвергся жесткой критике «за восхваление западной жизни и унижение отечественной». Нападкам критиков подвергались новые романы и пьесы Некрасова, например, роман «В родном городе» — о том, как вчерашние фронтовики сталкивались с партийно-бюрократическим аппаратом; его книги изымались из библиотек, а фильм «Солдаты», в котором одну из первых своих ролей сыграл Иннокентий Смоктуновский, был убран на полку. Критики обрушивались буквально на все, что Виктор Некрасов писал, — даже на искусствоведческие статьи. Некрасова исключили из правления Союза писателей. Затем из правления Союза писателей Киева. Затем Виктор Некрасов, известный и популярный автор многократно переиздаваемой повести, и вовсе перестал быть членом Союза писателей.
После смерти Хрущева на какое‑то время все успокоилось; казалось, что развязанная Хрущевым травля закончилась. Однако в 1969 году, после выступления Виктора Некрасова на вечере, посвященном 25‑летию расстрела евреев в Бабьем Яру, на него было заведено персональное дело. Его снова стали критиковать. Когда в 1972 году в квартиру к писателю пришли с обыском сотрудники КГБ, он понял, что его пытаются вытолкнуть в эмиграцию. Вскоре Некрасов был исключен из партии — его обвинили в том, что он «осмелился иметь собственное мнение, не совпадающее с мнением партии». Неоднократно его вызывали на многочасовые допросы в КГБ. Прослушивали телефон. Следили за перемещениями. Изъяли рукописи и некоторые документы. Лишили всех наград, даже самой важной и самой любимой — «За оборону Сталинграда».
В конце концов, измотанный атмосферой постоянного преследования, в 1974 году Некрасов вместе с женой и пасынком эмигрировал во Францию. Некоторое время он жил в квартире у Андрея Синявского. Первое время с деньгами было сложно, но затем его пригласили в журнал «Континент» на должность заместителя главного редактора; кроме того, Некрасов стал работать в парижском офисе радио «Свобода». В конце 1970‑х Некрасова лишили советского гражданства. Официальное объяснение связывало это решение с «деятельностью, несовместимой с высоким званием гражданина СССР», но на самом деле причиной была передача на радио, в которой Некрасов довольно едко критиковал «Малую землю» Брежнева. Некрасов продолжал писать, несмотря на то, что русскоязычная аудитория была совсем невелика. Он очень скучал по родине, хотел вернуться. Последнее, что он написал, — «Маленькая печальная повесть», в которой с грустью и тоскою описывается жизнь эмигрантов в Париже.
«Встречаясь с приезжими москвичами и ленинградцами, Ашот давно уловил некую общую для всех (за очень малым исключением) черту — тары-бары о том, о сем, как будто виделись совсем недавно, как будто не разделяет их никакой железный занавес, никакая берлинская стена, минимум вопросов — как ты, что ты, с чего живешь? В каждом слове осторожность, боязнь коснуться чего‑то серьезного. Один Роман ничего не боялся да на все плевавший Тюлька, рвавшийся на порнофильмы».
В последние годы жизни Некрасов плохо себя чувствовал, много болел. У него диагностировали рак легких. 3 сентября 1987 года он умер в Париже в небольшой квартире на площади Кеннеди.
Виктор Некрасов, заставший самые драматичные моменты XX века, участник многих из них, видевший ужасы наиболее бесчеловечной войны в истории человечества, переживший славу и травлю на родине, потерявший ее — не ожесточился и ни разу не изменил себе, не перестал любить свою родину и ее людей, сохранил честность, благородство, чуть печальную иронию.
Он похоронен на кладбище Сент-Женевьев‑де-Буа, которое стало последним пристанищем для многих русских эмигрантов — Бунина, Мережковского, Тэффи, Мозжухина… К ним присоединился и Некрасов.
